– Вы должны меня скомпрометировать!
– Простите, что я должен сделать? – Эдгар Морено вопросительно приподнял темную бровь. – Повторите, будьте любезны, должно быть, я что-то не так расслышал.
Да все он прекрасно расслышал, никаких сомнений. И просто издевался надо мной, наслаждаясь моим смущением. Я со свистом втянула воздух сквозь зубы и повторила. Медленно, делая паузу после каждого слова.
– Вы – должны – меня – скомпрометировать.
И с вызовом уставилась прямо в насмешливые синие глаза. Вот только попробуй еще раз изобразить глухоту, гад эдакий!
– Но зачем?
Ему-то какая разница? Это мое дело. Личное, да. Но Эдгар смотрел вопросительно и явно не собирался ничего предпринимать, не дождавшись ответа. Так что пришлось еще раз вздохнуть и терпеливо пояснить:
– Чтобы Лукас Доровски отказался от свадьбы.
– От свадьбы с вами, нейре, надо полагать?
Надо же, какой догадливый.
– Именно. Лукас очень… э-э-э… оберегает собственную репутацию.
Собственно, на страже добродетели стояла матушка Лукаса, вдовствующая нейре Доровски, но это не так уж и принципиально, верно? Главное, что в жены девицу с подмоченной репутацией Лукас точно не возьмет. И мой разлюбезный дядюшка останется с носом. И с пустыми карманами. О том, чем грозит эта выходка мне самой, думать не хотелось. Главное – избежать брака с Люком, а там что-нибудь решится. Так или этак.
Эдгар кивнул.
– Понятно. Но почему столь сомнительная честь выпала именно мне? Неужели не нашлось желающих?
И он смерил меня взглядом, под которым я вспыхнула. Смущающим, почти непристойным. Этаким… оценивающим. Примерно так Бо, наша кухарка, смотрела на выложенные перед ней тушки кроликов, выбирая того, что посочнее и сгодится в жаркое для господ. Приличные нейры никогда не позволяли себе глазеть таким образом на малознакомых особ женского пола. Впрочем, о чем это я? Это ведь Эдгар Морено. Где он – и где приличия?
– А вы сами не догадываетесь?
Он сунул руки в карманы.
– Представьте себе, нет. Так что, уж будьте добры, потрудитесь объяснить.
Он возвышался надо мной на целую голову, широкоплечий, темноволосый, загорелый. Насмешливый. Опасный. И я впервые задумалась о том, что собственная затея может выйти мне боком. Куда тебя понесло, глупая Лорена? Но отступать было уже поздно. Дядюшка сговорился с Люком, я сама слышала, притаившись под распахнутым окном кабинета, как они ударили по рукам. И теперь мне нужно воплотить в жизнь свой безумный план, или же я совсем скоро стану нейре Доровски. Нет, нет, что угодно, только не это!
– Знаете ли, нейр Морено, у вас тоже репутация! Определенная.
Он усмехнулся.
– Надо понимать, не такая, как у Лукаса Доровски, верно?
Упаси Покровительница!
– И даже не как у его почтенной матушки! Вы, – тут я принялась загибать пальцы, чтобы понагляднее вышло, – не ходите в храм на службу. Это во-первых.
– Больше не хожу, – согласился он.
Я сбилась с мысли.
– Что значит – больше?
– Я там бывал, – пояснил он. – В вашем храме. Два раза. Скучища редкостная. Храмовник, того и гляди, сам уснет во время проповеди.
Я не удержалась и хихикнула. Да, это верно, преблагого Августина, храмовника возраста весьма и весьма почтенного, и самого клонит в сон от собственного монотонного бубнежа, что уж о прихожанах говорить, но деваться-то некуда. Это вон Морено может себе позволить не ходить на службу, потому как бывает в городке наездами, да и вообще, таким, как он, разрешено многое.