– Итак, в ходе нашего исследования нам удалось обосновать следующее положение: в рамках экзистенциальной парадигмы, идеалистическая и материалистическая модели возникновения сознания у homo sapiens деактуализируются. Единственной верифицируемой теорией необходимо признать теорию отражения, подтверждением которой является детерминированность поведенческих моделей социума и индивида.
Докладчик нажал кнопку пульта, и презентация вернулась к слайду с названием кандидатской диссертации: «Теория отражения в психологии в свете экзистенциальной парадигмы». Ниже более мелким шрифтом было написано: «Аспирант кафедры философии и психологии ТаГУ Величко Сергей Платонович».
Повисла короткая пауза: члены диссовета, сидевшие за составленными в виде буквы П столами, зашевелились, потирая затёкшие ноги и руки.
– Позвольте, коллеги, ознакомить Вас с рецензией на представленную работу, – не поднимаясь из-за стола пробасил мужчина в помятом клетчатом пиджаке. Монотонным голосом он «довел до сведения присутствующих», что «вынесенная на защиту работа, хотя и не устраняет всех противоречий двух философских систем», однако «имеет ряд неоспоримых достоинств, главное из которых – глубокое погружение автора в тему исследования и нетривиальность выводов». В заключение он рекомендовал автору не останавливаться на достигнутом и продолжить работу в избранной им области философской науки.
Выступавшие вслед за научным руководителем оппоненты, серьезных контраргументов не выдвигали, разве что посетовали на через чур вольное обращение автора с научными терминами, что прозвучало как завуалированная похвала.
– Коллеги, – обратилась к присутствующим дама в бежевом брючном костюме с «бубликом» на затылке, – у кого есть вопросы к диссертанту?
– А что? Неплохо, очень даже неплохо… э-э-э…
– Сергей Платонович, – пришла на помощь белому, как лунь, старичку-председателю, дама с бубликом.
– Да, да, конечно… Сергей Платонович! Знаете, мне очень импонирует Ваш стиль, да и…
– Началось, – недовольно буркнул сидевший на другом конце стола лысый толстяк.
Председатель между тем закашлялся и потянулся к непочатым Ессентукам.
– А я согласна с Фомой Лукичем! – воскликнула ярко накрашенная моложавая старушка, похожая на богомола.
– Эта работа стоит того, чтобы о ней узнало научное сообщество!
– «И все прогрессивное человечество», – фыркнул толстяк.
– Да, профессор, – парировала нападение женщина-богомол, – и все прогрессивное человечество! Вы умница, Серж, я всегда говорила: Серёжа Величко далеко пойдет!
Старичок наконец осилил крышку Ессентуков, сделал пару глотков, и, крякнув от удовольствия, продолжил:
– Я это о чем… А! Вы в главе о литературе изволили упомянуть Живаго Дмитрия Сергеевича.
– «Неживаго» уже, – мрачно сострил лысый.
– Живаго – выдающийся философ современности, – не расслышав шутки лысого, продолжил Фома Лукич. – В 1967 году мы с Дмитрием Сергеевичем учились на одном курсе в Ленинградском университете…
– В Санкт-Петербургском, – не унимался толстяк.
– А, что? – запнулся старичок, сбитый с толку.
Видя, что работа совета буксует, секретарь попыталась напомнить присутствующим о цели собрания:
– Коллеги! Чтобы защита состоялась, нужны ваши вопросы. Пожалуйста! Мы не можем продолжить работу, если не будет обсуждения.
