Тихие воды последней пристани. Книга воспоминаний

«Да будет в старости печаль моя светла»[1]

Чем ближе я подхожу к той черте, которая отделяет мою земную жизнь от будущей, тем чаще погружаюсь в прошлое. Желание вспомнить прожитую жизнь и записать все, что сохранила память, вызревало во мне недолго. Оно родилось как нечто естественное. Раньше я не догадывался, что это занятие может быть столь радостным и увлекательным. Объяснение этому нахожу в том, что именно сейчас, когда наступила старость, я полно вижу на всех этапах своей жизни направляющую десницу Божию. Отрадно наблюдать, как ведет Господь человека по жизни, сохраняя его и направляя на путь спасения. Как избавлял Он от гибели, как удерживал на протяжении всей жизни от выбора ложных путей.

Сейчас для меня очевидно, что Бог вел меня именно туда, куда я пришел. Он даровал мне православную христианскую веру, священство и монашество. В моей жизни действие Божественного Промысла особенно зримо и очевидно потому, что итог моей жизни (православие, священство, монашество) никак не объясним ни происхождением, ни воспитанием, ни образованием, ни профессиональными занятиями. Господь повернул течение моей жизни. От Господа направляются шаги человека; человеку же как узнать путь свой? (Притч. 20, 24). Мысль о том, что именно Господь Бог направлял меня в жизни, является не только моим внутренним убеждением. Это ясно из того факта, что в конце я пришел к тому, к чему никогда осознанно не стремился. Я никогда не ставил себе цели стать богословом, священником, монахом. Не только тогда, когда учился в школе, в университете или в аспирантуре, но и позже, в период работы научным сотрудником, я не имел таких намерений. Мысль об этом показалась бы мне тогда почти фантастичной. Планы человеческие, даже самые продуманные, несовершенны и изменчивы. Бог же творит всегда всем во благо. Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное Господом (Притч. 19, 21). Даже если мы сами об этом и не помышляли.

Чаще всего Господь Бог творит Свою волю через людей. Среди несчетного множества людей, которые встретились мне на жизненном пути, я прежде всего вспоминаю тех, кого послал мне Бог. Каждый из них в разные периоды жизни, даже не догадываясь о том, помогал мне идти тем путем, которым вел меня Бог. Я пишу о них с особым расположением и чувством благодарности. Без них моя жизнь была бы иной.

Представления обыденного сознания о старости крайне примитивны. В действительности каждый возраст Господь Творец наделил замечательными достоинствами. Священный писатель старческую седину называет венцом славы (см. Притч. 16, 31), имея в виду человека, который в жизни выбрал стезю правды. На старость сетуют обычно люди, которые в эту пору вступили с пустыми руками, не собрав духовных богатств. Марк Туллий Цицерон, написавший в шестьдесят два года диалог «О старости», замечает устами Катона Цензора: «Тем людям, у которых у самих нет ничего, что позволяло бы им жить хорошо и счастливо, тяжек любой возраст; но тем, кто ищет благ в самом себе, не может показаться злом нечто основанное на неизбежном законе природы, а в этом отношении на первом месте стоит старость»[2].

В старости приходит то спокойствие, какое известно человеку, совершившему нелегкий труд. Жизнь – особый труд, который возлагает на каждого Бог. Желать поменять старость на молодость – значит уподобиться царю Коринфа Сизифу, который почти уже поднял на вершину горы тяжелый камень, а он сорвался. Надо спуститься вниз и начинать все заново. Помню, в декабре 1996 года, когда я преподавал в Московской духовной академии, исполнилось пятьдесят пять лет проректору ее, профессору Михаилу Степановичу Иванову. День был будний. В перерыве между лекциями он угостил преподавателей (было нас несколько человек) какой-то выпечкой, приготовленной в нашей трапезной. Будучи проректором по учебной части, он должен был следить, чтобы у студентов не было двоек. Наверное, поэтому пошутил: «Это единственный случай, когда две двойки лучше двух пятерок». Я промолчал, но внутренне не согласился: вернуться к двадцатидвухлетнему возрасту – значит скатить поднятый на гору камень, а потом тридцать три года вновь его поднимать.