Расклад теней

Настоящее произведение является результатом интеллектуальной деятельности и охраняется в соответствии с действующим законодательством об авторском праве.

Никакая часть этого текста не может быть воспроизведена, скопирована, передана, сохранена в поисковых системах или переведена на другие языки полностью или частично в какой-либо форме и на любом носителе – электронном, механическом, фотокопировании, записи и т.д. – без предварительного письменного разрешения автора.

Это вымышленное произведение. Все персонажи, события и организации являются плодом воображения автора. Любые совпадения с реальными людьми или событиями случайны.

Цитирование допустимо в объёме, оправданном целью цитаты (например, в обзоре, рецензии, научной или журналистской публикации), при обязательном указании автора и источника.

Башня

Гул эхом раскатывался под куполом, как будто сам воздух звенел от напряжения. Металлический голос диктора – беспристрастный, ровный – провозглашал приговор, и слова его плавно, как капли из сломанного крана, оседали на стеклянных стенах города.

– Нарушение Прогноза. Попытка вмешательства в Расчёт. Публичное распространение нелегальных артефактов.

– Наказание: аннигиляция.

Рейна смотрела из-за плеча отца. Её глаза, большие и темнее, чем глаза её матери, не мигали. Ей было семнадцать – достаточно, чтобы понимать слова, но ещё слишком мало, чтобы до конца осознать их вес.

Мать стояла на платформе посреди Площади Прогнозов, одна, в белом, как снег, халате. Волосы спутаны, руки свободны. Она не кричала. Не сопротивлялась. Она смотрела вверх – на бесконечно высокий купол, где отражался сам город, словно вогнутая линза. Там, в отражении, она тоже стояла. Тень на стекле.

– Расклад жив! – закричал кто-то из толпы, и тут же его заглушил треск электродубинки.

Огни дронов сгустились, образуя кольцо. Они зависли, как хищные птицы, а потом – вспышка. Свет ударил в глаза, и на месте женщины остался лишь круг пепла и стеклянная плита, медленно скользящая в пол.

Рейна тогда подумала, что сердце у неё не билось. Оно просто остановилось, как будто Оракул выключил и его тоже. Система. Прогноз. Всё правильно. Всё по плану.

А потом наступили дни без дней.

Эфирия продолжала жить, как часы: каждый тик – предсказуем, каждая секунда – запланирована. Но внутри Рейны время застыло.

Пустота. Не в доме. В ней.

Её никто не тронул. Никто не утешил. Просто отвели – как протокол велит. И с того дня каждое утро было серым, каждый вечер – тише предыдущего.

Годы прошли не касаясь её. Они просто… случались.

Спустя десять лет Рейна сидит в белом кресле, в белой комнате, с лицом, не знающим ни морщин, ни слёз. Стены квартиры отражают свет равномерно, как страницы из стерильной книги. За окном – купол, и в нём отражается она. Всё те же волосы. Всё те же глаза. Только тень исчезла.

На столе – планшет с последним Прогнозом. Мужчина, 42 года, уровень допуска: средний. Работа на перерабатывающей станции. Умрёт в 56. Умеренная склонность к тревожности, рекомендована седация. Дети: 2. Супруга: по Расчёту, назначена через месяц.

Рейна читает данные, как будто это не о человеке, а о сломанном двигателе. Она выводит отчёт голосом – спокойным, чётким. Без интонаций.