Если ты смеешься… Армейcкая повесть - Сергей Грачев

Если ты смеешься… Армейcкая повесть

Страниц

70

Год

Повесть Сергея Грачева «Если ты смеешься…» представляет собой увлекательное погружение в атмосферу армейской жизни в эпоху начала перестройки, когда завершалась одна из самых трагичных глав в истории — война в Афганистане. Этот литературный труд открывает перед читателем двери в казармы, где царит уникальная атмосфера братства и испытаний, но уже отмечена предчувствием перемен.

В этот период, когда многие россияне еще не осознавали надвигающихся изменений, в обществе уже зрело осознание проблем Советской Армии, которые выходили за границы вырезки в газетах о падении самолета немецкого любителя-авиатора Матиаса Руста в самом центре столицы. Грачев мастерски передает сложные переживания солдат: их мимолетные радости и горести, любовь и разлуку, надежду на скорую встречу с любимыми, которая служит им светлым маяком в бурном море будней.

Помимо всего прочего, повествование Грачева отражает не только личные судьбы его героев, но и более глубокие социальные и политические реалии того времени. Читатель может проанализировать, как внутренние конфликты и человеческие драмы переплетаются с фоном исторических событий, создавая уникальный и многослойный портрет целой эпохи. Таким образом, «Если ты смеешься…» становится не только рассказом о солдатах, но и заметкой о времени, когда на горизонте уже маячили новые вызовы и перемены, о которых никто еще не догадывался.

Читать бесплатно онлайн Если ты смеешься… Армейcкая повесть - Сергей Грачев

© Сергей Грачев, 2025


ISBN 978-5-0065-2005-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero


I

История переломной эпохи Никитиной жизни началась с грустной ноты.

Могила его отца была прямо за воротами городского кладбища. Умер отец, можно сказать, скоропостижно, от прободной язвы: потерял сознание в автобусе и через три дня после операции оставил сына сиротой. Хорошо ещё, в больничную палату, где лежал умирающий, накануне допустили. Парня поразили тогда руки лежащего под капельницей отца: восковые пальцы с синюшными ногтями.

– Как дела? – спросил Никита.

– Подшиваются, – едва слышно сострил отец.

– Самочувствие?

– Исключительное, – отец едва пошевелил кистью руки, отрубая все остальные вопросы. Тут до их слуха и донёсся разговор, который надолго определил отношение Никиты к отечественной медицине. Говорили рядом с неплотно прикрытой дверью палаты:

– А здесь кто?

– Махнов, умирающий.

По серому лицу отца прошло едва заметное движение, и, слегка приоткрыв рот с ровным чистым рядом зубов (никогда не курил) отец спросил:

– Обо мне, да?

В ужасе от услышанного, от страха, вырвавшегося в коротком вопросе человека, ещё вчера доводившего всех до колик остротами по поводу сеансов очередного телемага, Никита залепетал нечто идиотское: там, мол, ещё один Махнов, в соседней палате, старик совсем…

Памятник успел Никита поставить отцу перед армией. А вот цветочницу уже некогда. Да и могила, признаться, не совсем осела, полгода и прошло.

Никита сидел на скамейке и смотрел на потускневшее от дождя изображение в чёрном мраморе. Скоро выглянет из-за тучи весеннее солнце, и высеченные черты лица посветлеют, неравномерно: вначале прямой нос, затем складки у рта… А пока отец строго смотрит из глубины камня, потемнел от обиды: давно не заходил, сынок.

Никак не забыть его страх: «Обо мне, да?». На памяти Никиты отец всего лишь раз так испугался. В Ялте плыли к буйку: отец и Никита на надувном круге. «А у меня круг спускает!» «Да?»

За шутку Никита получил на берегу приличного «леща». Те медсестры, за дверью палаты, видно «лещей» не получают.

Рядом с оградой лежали два швеллера, приготовленные Никитой для цветочницы. Спрятать бы их пока. При помощи схороненной в кустах бузины лопаты Никита принялся их закапывать. Вскоре он ощутил чье-то присутствие. На скамейке сидел крупный голубь-сизарь с белым перышком на правом крыле. Тот самый, что прилетел и в день установки памятника. Работая, Никита исподтишка наблюдал за птицей. Голубь обошел ограду, потом вошел через открытую дверцу, взобрался на подставу памятника.

– Что, батя, – спросил Никита, – оцениваешь?

Отец был дотошным человеком, любил, чтобы работа выполнялась на совесть. На памятнике – ювелирно высеченная берёзка с надломленной большой веткой, под ней —тропинка, уходящая через ельничек на поле до горизонта. Отцу бы понравилось.

– И покормить тебя нечем.

Голубь взлетел на ограду, потом устремился в небо.

– У тебя, батя, просто физическая мёртвость, не духовная. А вот у меня, – Никита вздохнул. – У меня армия впереди.

Диплом и армия – это для Никиты было чересчур. Военкомату, конечно, низкий поклон за вежливое ожидание того момента, когда вечерник Махнов выйдет из ворот института с корочкой специалиста по приборам точной механики. И в Афганистан на войну не предлагали.