Исчезнувший свидетель

Утро началось с дождя. Мелкого, навязчивого, того самого, что не смывает грязь, а лишь размазывает её по асфальту, превращая город в зеркало с трещинами. Анна Волкова поднялась по ступеням здания прокуратуры, не открывая зонта. Ей нравилось чувствовать капли на лице – это будило, напоминало, что она живая. Живая в мире, где правда давно перестала быть живой сама по себе – её нужно было выкапывать, как труп из-под земли, и даже тогда – никто не гарантировал, что это будет её труп.

В кармане пальто – флешка. Последняя. С записью показаний Алексея Рощина. Бывшего заместителя министра финансов. Ключевого свидетеля по делу «Северный поток-2.0», как его окрестили в СМИ. Дело, которое уже три года балансирует на грани закрытия – то из-за отсутствия доказательств, то из-за «непреодолимых обстоятельств», то из-за внезапной смерти свидетелей. Трое за два года. Один – самоубийство в СИЗО. Второй – автокатастрофа на пустой трассе. Третий – инфаркт в сауне. Все – мужчины. Все – знали слишком много.

Рощин – четвёртый. И, возможно, последний.

Анна вошла в здание, кивнула охраннику – старому знакомому по имени Гриша, который знал её с тех пор, как она пришла сюда стажёром. Он не спросил, как дела. Просто посмотрел ей в глаза и тихо сказал:

– Осторожнее сегодня, Волкова. Ветер дует не с той стороны.

Она не ответила. Только чуть приподняла уголки губ – в благодарность или в предупреждение, даже сама не знала. Прошла по коридору, минуя кабинеты, где уже слышались голоса, звонки, шум принтеров. Здесь всё дышало рутиной. Но сегодня – не рутина. Сегодня – последний шанс.

Кабинет №307. Заперт. Как всегда, когда идёт допрос особой важности. На двери – табличка: «Техническое совещание». Ложь, придуманная для секретарш, уборщиц и случайных прохожих. Внутри – правда. Та самая, что может стоить жизни.

Анна открыла дверь ключом. Внутри – полумрак. Жалюзи опущены. Стол, два стула, диктофон, бутылка воды, стакан. И он.

Алексей Рощин.

Сорок восемь лет. Высокий, подтянутый, седина на висках – не от возраста, а от стресса. Глаза – серые, холодные, но сегодня в них мелькало что-то иное. Не страх. Не отчаяние. Скорее – решимость. Последняя.

– Доброе утро, Алексей Петрович, – сказала Анна, снимая пальто и вешая его на вешалку. – Вы готовы?

Он кивнул. Не улыбнулся. Не пожал руку. Просто кивнул – как будто они не впервые виделись, а продолжали разговор, прерванный вчера.

– Я думал, вы не придёте, – сказал он негромко. – После вчерашнего звонка… я думал, вас остановят.

– Меня не остановили, – ответила Анна, включая диктофон. – Потому что я не просила разрешения. Я просто пришла.

Она села напротив него. Положила блокнот. Ручку. Флешку рядом – на всякий случай. Хотя диктофон записывал всё. Всё – до последнего слова.

– Начнём с того, что вы не рассказали вчера, – сказала она. – С того, что вы утаили. С того, что, по вашим же словам, «может всё изменить».

Рощин глубоко вздохнул. Потёр виски. Посмотрел в окно – сквозь жалюзи, сквозь дождь, сквозь город, который он когда-то помогал строить – и разрушать.

– Я не утаивал, – сказал он. – Я ждал. Ждал, когда вы поймёте, что это не просто коррупционная схема. Это – система. Машина. Она не ломается. Она пожирает тех, кто пытается её остановить.