Гамбит

Президент смотрел на заходящее в море солнце. Всего четверть часа назад оно слегка касалось горизонта и его лучи, словно зубцы гигантской янтарной расчески зарывались в упрямые кудри волн. И вот теперь солнце тонуло в море, тонуло без всякой надежды на спасение и последние отблески света, как крики о помощи озаряли вечернее небо. «Еще немного и все будет кончено, – подумал Президент, – все когда-то заканчивается. Пора и мне заканчивать. Если уж даже солнцу нужен отдых…» Глоток конька, нагретого теплом руки, приятно обжег нёбо. Президент никогда не злоупотреблял алкоголем, считая эту привычку уделом слабаков и неудачников. Но за последние пару лет он стал настоящим ценителем благородного напитка. Коньяк он предпочитал армянский, вкус у него более мягкий, по сравнению с хваленым Мартелем или Камю, да и Францию он недолюбливал. Человек сильной воли, предпочитающий полностью контролировать как себя самого, так и окружающих, Президент редко делал более двух-трех глотков, наслаждаясь теплом, разливающимся по телу и необыкновенным чувством легкости, которое охватывало его в эти минуты. Легкости не только и не столько физической, куда-то исчезал груз многочисленных проблем, которым постоянно пыталось нагрузить его ближайшее окружение, груз ответственности за страну, за те решения, которые принял он сам и, самое главное, за те, что были приняты от его имени людьми из его ближайшего окружения, его доверенными лицами.

«Доверенными, – усмехнулся Президент, – как можно доверять тем, кого знаешь столько лет? Ты знаешь их, а они знаю тебя. Знают слишком хорошо и слишком много». Проблема… Решение этой проблемы было придумано много лет назад, и фраза «нет человека – нет проблемы» вызывала у Президента искреннее восхищение. Коротко, ясно и главное результативно. Но жестоко. Слишком жестоко. Обладая почти абсолютной властью в огромной стране, Президент никогда не был жесток. Ему иногда, чаще чем хотелось бы, приходилось делать жесткие, даже жестокие вещи, но он никогда не получал от этого удовольствия. Каждый раз принимая осознанно жесткое решение, он чувствовал, как маленькая ледяная игла вонзается ему в сердце, со временем этих игл становилось все больше и больше, они вытесняли живую плоть, превращая сердце в ледяной комок. Первые иглы доставляли мучительную боль, эта боль была разной, в зависимости от причины её возникновения. Порой это была боль стыда за свое бессилие, когда утонула гигантская подводная лодка со всем своим экипажем или боль сомнения в верности принятого решения, после того как он пошел на поводу у Рудина и уничтожил крупнейшую частную нефтяную компанию страны, на долгие годы отправив ее основателя за решетку, боль разочарования после того как жена потребовала развода. Не попросила, именно потребовала. Всегда тихая, незаметная, терпеливая. Готовая бесконечно ждать и соглашаться, неожиданно устала. Устала ждать и соглашаться. Эта игла была особенно мучительной. Нашелся человек, который смог объявить Ему свой персональный импичмент и добиться выполнения своего решения, и этот человек был не каким-то уличным оппозиционером, вечным зеком, или лондонским кляузником, это была жена. Не просто частица его жизни, а частица его самого ушла вместе с ней, и эта пустота заполнилась очередным кусочком льда в его сердце. «Предшественнику было проще, -промелькнула обида. – Ведь, сволочь, всю страну чуть не пропил, а семья всегда была рядом, всегда тылы прикрывала.» Может конечно потому, что делал все от души, а не по расчету. Пил от души, оркестром дирижировал, с моста падал, министров за столом пересаживал. Единственное что Большой Борис сделал по расчету, так это выбрал себе преемника. Долго колебался, тасовал колоду. В парламенте уже устали знакомиться с новыми премьерами. Новый премьер-неделька, примерно так приняли и его, когда он поднялся на трибуну. Но неделька затянулась, затянулась вот уже на целые два десятилетия. Легкая улыбка чуть тронула уголки губ. Конечно, до рекорда Иосифа Виссарионовича не дотянул, но есть ли смысл? В конце концов, что может быть лучше глотка коньяка на закате, а ведь для этого не обязательно быть Президентом, хотя конечно стоит позаботиться о пожизненном членстве в сенате.