Лула и ее подружка Бини Торн сидели за столиком в клубе «Дождевая капля», потягивая ром-колу. На сцене играла белая блюзовая группа «Bleach Boys». Музыканты плавно перешли от «Dust My Broom» Элмора Джеймса[1] к «Me and the Devil» Роберта Джонсона[2]. Бини фыркнула.
– Не нравится мне их певец, – заявила она.
– А по-моему, он вполне даже ничего, – возразила Лула. – В ноты попадает.
– Я не про его голос, просто он урод. Парни с бородой и пивным брюхом – не мой тип.
Лула хихикнула:
– Можно подумать, вокруг тебя все сплошь тощие как щепки.
– Ну да, скажи еще, что у этой дряблой туши в полночь встанет.
Лула и Бини расхохотались и хлебнули еще.
– Говорят, Сейлор скоро выходит, – сказала Бини. – Собираешься с ним встречаться?
Лула кивнула и с хрустом разгрызла кубик льда.
– Встречу его у ворот, – ответила она.
– Ну хоть я и ненавижу мужиков, – отозвалась Бини, – все же пожелаю тебе удачи.
– Не все ангелы, – заявила Лула. – И Элмо, может, не обрюхатил бы ту девицу, если б ты не дала ему под зад коленом.
Бини накрутила белокурую прядь из своего хвоста на затылке.
– Надо было шарахнуть ему промеж ног из тридцать восьмого калибра, вот чё мне надо было сделать.
«Блич Бойз» сражались с каким-то тягомотным мамбо Волосатого Профессора[3]. Бини перехватила официантку.
– Принеси-ка нам еще парочку двойных ром-колы, ладно? – сказала она. – Черт возьми, Лула, ты только посмотри, как эта сучка задницей виляет.
– Ты про официантку?
– Ну да. Бьюсь об заклад, будь у меня такая корма, Элмо бы не совал свой член в каждую дырку на побережье Тэнгипахоа.
– Как знать, – отозвалась Лула.
У Бини на глазах появились слезы.
– Да я б от многого отказалась, даже от валиума, только бы иметь такую вот задницу!
Сейлор и Лула лежали на кровати в отеле «Мыс страха», прислушиваясь к скрипу вентилятора под потолком. Из окна их номера было видно реку, впадающую в Атлантический океан, и рыбачьи лодки, плывущие по узкому каналу. Стоял конец июня, но было жарко, мягкий ветерок «скрашивал неудобства», как любила говорить Лула.
Мать Лулы, Мариэтта Пейс Форчун, категорически запретила ей встречаться с Сейлором Рипли, но у Лулы и в мыслях не было подчиниться этому приказу. Как-никак Сейлор заплатил свой долг обществу, если таковой вообще имелся. Она не могла понять, почему отсидеть в тюрьме за убийство того, кто пытался тебя убить, означает заплатить свой долг обществу.
Обществу, такому, какое оно есть, думала Лула, не стало хуже после того, как оно лишилось Боба Рея Лемона. По ее мнению, Сейлор скорее оказал человечеству услугу и должен был получить за это нечто более приятное, чем два года в исправительной колонии «Пи Ди Ривер» за непредумышленное убийство второй степени. Например, оплаченное путешествие для Сейлора со спутником по его выбору – с Лулой, разумеется, – в Новый Орлеан или Хилтон-Хед на пару недель. Пятизвездочный отель и шикарный автомобиль, если уж на то пошло, новый крайслер с откидным верхом. Так было бы куда справедливее. А вместо этого бедному Сейлору пришлось целых два года подметать обочины дороги, хитрить, изворачиваться да жрать всякую гадость. Сейлор понес суровое наказание лишь потому, что оказался шустрее этого ничтожества, Боба Рея Лемона. «Определенно, этот мир совсем обезумел, а люди – дикие сердцем», – подумала Лула. Но как бы то ни было Сейлор вышел, и он по-прежнему целуется лучше всех, кого она знала, а если миссис Мариэтта Пейс Форчун не узнает об этом, то и не огорчится, так ведь?
