Громко молчать…

Настойчивый дождь хлещет по стеклам. Капля за каплей бьет в закрытое окно и торопливо бежит вниз по заплаканному стеклу. Где-то вдали слышен отзвук грозы, которая явно становится ближе и ближе. Гроза кого-то пугает и наводит неуправляемый ужас, а для нее она несла покой и умиротворение. Именно в грозу душа успокаивалась и все тревоги прятались глубоко, на самое дно израненной души. Дышать становилось легче, а раскаты грома звучали музыкой. Она очень любила грозу. С детства.

Она – совсем обычный человек, которых миллионы. И имя обычное – Надежда. И в душе тоже надежда, и в мыслях надежда, и в действиях тоже надежда. Была… Снова появлялась и опять исчезала. Но в редкие моменты не очень счастливой жизни опять где-то глубоко внутри теплилась, чуть горя и надо было умудриться не погасить ее зачатки.

Сейчас она уже взрослая сорокалетняя женщина, за плечами которой много потрясений, разочарований, непрощенных обид, неисполненных желаний. Но надежда не угасла, впереди должно быть еще много-много счастливых дней, обязательно должно быть…

Никто не станет спорить об очевидных вещах. Хотя находятся и такие, не далекого ума «личности». Они заботятся о «весомых» доказательствах своей правоты, не желая принимать или хотя бы понимать чужое мнение, потребности или пожелания. И таких людей настолько много, что среди всей этой своры очень сложно найти по-настоящему искренних, человечных, адекватных людей. Все, что с нами происходит в сознательном возрасте, зародилось в раннем детстве. Не важно, было ли оно счастливым и безоблачным или же мрачным и безнадежным. Все родом из детства. И у нее это не было исключением. Она – когда-то милый, добрый и отзывчивый человечек, с надеждой глядящий в будущее, старательно строящий свое настоящее и с щемящей тоской вспоминающий о своем прошлом. Том самом прошлом, которое из детства…

Родившись в одной из многих советских семей, будучи ребенком даже не подозревала о том, что может происходить, когда рушится все. Рушится с чьей-то легкой, нет не легкой, мерзкой, грязной руки вся жизнь, падает в пропасть надежда на счастливое будущее, ломаются судьбы людей, пропадает тяга к жизни, камнем на душу ложится сожаление и горечь от безысходности и безвыходности и остается только невыносимая тоска по светлым, добрым и когда-то ушедшим безвозвратно дням. И изредка подмигивает надежда, что все изменится и снова настанет внутренний покой и безмерное счастье. Наивная. Была.

Но это потом, а пока еще детство.

Семья обыкновенная: папа, мама, куча детишек. И жизнь обыкновенная: дом, работа, школа, праздники, гости, друзья, знакомые. Все как у всех. Надя была предпоследней из всех детей семейства Озеровых, восьмая по счету. Маленькая болезненная девочка. Почему-то так случилось, что значительную часть детства Надя проводила в больничных стенах. Бесконечные врачи, постельный режим, куча таблеток, сиропов, отваров, примочек, компрессов. Градусники, капельницы, госпитализации, обследования, диагнозы. Много разных диагнозов. Сердечко, сосуды слабенькие, постоянные простуды, астма, больной позвоночник, в общем, здоровье хиленькое. Больше всех малышку жалела, естественно, мать. Старшим было обидно: ревностно глядя на всю суету вокруг подросшей Нади, которая несколько лет почти постоянно маялась от своих недугов, они старались напакостить то ли от меньшего к ним внимания, то ли из вредности, то ли от скуки. То мешают лихорадочному сну, который и так давался несчастному, измотанному заболеваниями ребенку с трудом, то повыдерут подушки, заботливо уложенными мамиными руками вокруг маленького тельца, чтобы хоть как-то полусидя поспала, потому что как все не могла, задыхалась. Дразнили, обзывали, отбирали игрушки и всячески давали понять, что все внимание Надя получала незаслуженно. Казалось бы, обычные детские шалости, и Надя все принимала как должное. Потому что так было всегда, потому что считала, так и должно быть. Мать пожурит детвору за пакости и бегом на работу, потому что не работать нельзя. И отец на работе. А весь быт лежал на старших детях. Отец, возвращаясь после работы домой, обязательно приносил что-нибудь вкусное, чтобы побаловать своих многочисленных детей. Вот так и жили.