Четырнадцатая дочь

Бойтесь себя, других и без вас найдется, кому бояться.

(Доброе пожелание.)

А там, куда нас путь ведет,

Тяжелый, горький, страшный,

Таится добрый кукловод

В высокой горней башне…

Уленд Илазирский

Таня читала японского классика.

В чтении, надо сказать, вкусы у неё были простецкие – из книжек она предпочитала фэнтези, с непременным романтическим героем в центре. И с обязательной победой добра под конец.

Но на филфаке, где Таня числилась студенткой, литература такого рода была не в почете. Продвинутые личности из её пединститута предпочитали Коэльо и Мураками. И начитавшись оных, нещадно обсуждали их повсюду – в институтском буфете, на переменах, на остановках перед институтом…

Именно из-за них она сейчас грызла гранит японской классики. Вместо того, чтобы почитать что-нибудь романтическое. А то и вовсе пойти погулять. Очень уж хотелось в случае чего не отмалчиваться в уголке – а взять и сказать свое веское слово о восточной духовности. Причем сказать красиво, эпично, со знанием дела и текста.

День между тем был воскресный, теплый и солнечный по майскому времени. В распахнутые окна Таниной квартиры вольно задувал ветер. Городские птицы, что купались в воздухе, суматошно кричали у самого балкона. Природа, как сказал бы любой русский классик, ликовала… а она валялась на диване и читала.

И текст, по её мнению, был скучнейший.

Дома Таня была одна, мать с дедом уехали в Коломну, навестить дальних родственников. Вернуться они собирались поздно вечером.

Стоило ей осилить новеллу про ворота Росемон, как раздался звонок. Книжка полетела на пол, а Таня радостным шагом промаршировала в прихожую. Где рывком распахнула дверь, не озаботившись посмотреть в глазок.

За дверью стояла дама лет сорока. Полная, но с генеральской осанкой. Внушительный бюст, подпертый животиком, вздымался ввысь. Сверху был наверчен широкий шарф на индийский манер, из синего шелка в белый цветочек. Снизу струилась до пола юбка из той же ткани.

Глаза у женщины были темно-голубые, с легкими морщинками вокруг век. Округлое широкое лицо выглядело ухоженным. Светлые кудряшки уплывали назад беспокойной волной, образуя нимб.

– Я ваша новая соседка, – заявила дама с легким протяжным акцентом, растягивая губы в улыбке.

Смотрела она при этом внимательно, изучающе.

– Вот, сняла квартиру с вами по соседству.

И дама указала рукой на дверь справа.

– Квартиру Натальи Львовны сняли? – с интересом спросила Таня. – А что, она уже её сдала?

Наталья Львовна, соседка Дебриных, за последнюю неделю стала легендой их двора.

Возвращаясь из школы, где трудилась, преподавая математику, Наталья Львовна столкнулась с капотом роскошного «Мерседеса». И была сбита этим капотом наземь. Школу от её дома отделяло метров пятьсот, не больше. Путь пролегал по мелким подъездным дорогам с тротуарами. Уж как на этом отрезке пересеклись пути «Мерседеса» и Натальи Львовны, осталось неизвестным…

Но известно было другое. После столкновения из машины вышел красавец мужчина – брюнет, метр восемьдесят. И кинулся поднимать соседку с асфальта.

Наталья Львовна не то что бы ушиблась, но сочла разумным изобразить страдания, травматические боли и короткую потерю сознания. Она, старая дева с неприглядным сероватым личиком, думала выудить из брюнета хоть какое-то возмещение за легкий толчок бампером, полученный от «Мерседеса».