Все жанры Все авторы
Счастья и расплаты (сборник) - Евгений Евтушенко

Счастья и расплаты (сборник)

Страниц

105

Год

2012

Евгений Евтушенко – выдающийся русский поэт, чье имя остается в списке великих творцов XX века. Среди его собратьев- поэтов, которые стали фигурами в истории литературы, можно встретить имена таких знаменитостей, как Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский и Евгений Рождественский. Они все прочно вписались в память поколений своими стихами и работы Евтушенко не являются исключением.
В романе, который выдержан в необычном стиле, главному герою предстоит встретить людей, которые имели большое влияние на его жизнь. Страницы книги наполнены именами друзей, близких родственников, поэтов, писателей, режиссеров и актеров, которые внесли свой вклад в формирование личности автора.
Евтушенко можно назвать настоящим социальным поэтом, который не останавливался на простых поэтических эмоций или размышлениях о вечности. Он умел переходить от прозы к поэтическим произведениям, а затем внезапно возвращаться к хокку или частушкам. Каждая работа влияла на автора и воплощавшиеся в них образы становились живыми на страницах его книги.
Евтушенко не просто описывал своих друзей, он вложил в каждый портрет свои горячие чувства и братскую любовь, которая существовала между поэтами. Список имен его коллег и родственников – это драгоценные моменты жизни, которые автор подарил им в своих произведениях. Он посвятил много времени этому благородному делу, как настоящий поэт АДАМ, не отвергнувший духовное наследие АТЛАНТИДЫ, погребенное в прошлом.

Читать бесплатно онлайн Счастья и расплаты (сборник) - Евгений Евтушенко

Дора Франко. Поэма

Что такое доисповедь?

это значит доискиваться

до того, что есть жизнь, —

не твоя, не чужая, —

и вся

Дора Франко

>(доисповедь)

Никакого не может быть «изма»,
выносимого до конца,
если даже подобье изгнано
человеческого лица.

По существу, вся моя лирика – это сборник исповедей перед всеми. И вот пришло время доисповедоваться.

Эта любовная приключенческая поэма моей юности написана с милостивого разрешения ее героини Доры и моей жены Маши, которой поэма, вопреки моим опасениям, понравилась, да и нашим сыновьям – двадцатитрехлетнему Жене и двадцатидвухлетнему Мите. Честно говоря, я побаивался, как жена к этому отнесется, особенно – в канун нашей серебряной свадьбы. Но, слава Богу, Маша, как всегда, проявила мудрость. Ведь нет ничего бессмысленней, чем ревновать к прошлому.[1]

1

Что-то я делал не так,
          извините, —
                    жил я впервые на этой земле.
Роберт Рождественский

La vida de Evtushenko es un saco,

lleno de las balas e de los besos

Gonsalo Arango

Жизнь Евтушенко – это мешок, набитый пулями и поцелуями.

Гонсало Аранго
(Из его книги «Медведь и колибри» (1968) – о нашей поездке по Колумбии)
Я словно засохшую корочку крови сколупываю
на ране давнишней,
          саднящей,
                    но сладкой такой,
как будто мне голову гладит
                    маркесовская Колумбия
твоей,
          Дора Франко,
                    почти невесомой рукой.
И не было женщины в жизни моей до тебя идеальнее,
хотя все, кого я любил,
          были лучше меня,
но не было до-историчней
          и не было индианнее,
чем ты —
          дочь рожденного трением
                    первого в мире огня.

2

В шестьдесят восьмом —
          полумертвым,
угорелым я был, как в дыму.
Мне хотелось дать всем по мордам,
да и в морду – себе самому.
В шестьдесят восьмом все запуталось,
все событиями смело.
Не впадал перед властью в запуганность —
испугался себя самого.
Так я жил, будто жизнь свою сузил
в ней, единственной, но моей,
в сам собою завязанный узел
трех единственных сразу любвей.
Трех любимых я бросил всех вместе
и, расставшись, недоцеловал.
Все любови единственны, если
за обвалом идет обвал.
Я всегда жизнь любил упоительно,
но дышать больше нечем,
          когда
все горит
          и в любви, и в политике,
а пойдешь по воде —
          и вода.
И тогда за границу я выпросился,
оказавшись в осаде огня,
будто я из пожара выбросился,
пожирающего меня.
Был я руганый-переруганный.
Смерть приглядывалась крюком,
но рука протянулась Нерудина,
в Чили выдернула прямиком.
Как читал я стихи вместе с Пабло!
Это было – дуэт двух музык,
и впадал, словно Волга, так плавно
в их испанский мой русский язык.
Двупоэтие было красивое,
и Альенде – еще кандидат —
повторял, как студенты, грассируя:
«В граде Харькове – град, град…»
Ну а после —
          не на небеса еще —
пригласили меня в Боготу,
в потрясающую и ужасающую
красоту,
          нищету,
                    наготу.
Я летел через Монтевидео,
и мне снились недобрые сны.
Было, кажется, плохо дело
и в Москве, и у Пражской весны.
Для наивного социалиста
при всемирнейшем дележе
было страшно, что дело нечисто
Ну а рук не отмоешь уже.
И чем больше ханжили обманно,
я не верил в муру всех гуру:
вдруг из нищенского кармана
танки выкатят сквозь дыру?
Никакого не может быть «изма»,
выносимого до конца,
Вам может понравиться: