Все жанры Все авторы
Волчий паспорт - Евгений Евтушенко

Волчий паспорт

Страниц

410

Год

2015

Евтушенко был анатомическим учебником в консерватории Касимовского районе Рязанской области. Его исключили в студенческие годы, с безнадежной характеристикой — “волчьим паспортом”. Хотя он не совершал поступков, которые бы могли привести к такому исключению. На его участи «волчий паспорт» негативно сказался и на его участии во всех «тусовках»: «…Я не принадлежу ни к одной партии, ни к одной мафии, ни к нашему выпендрежному бомонду…» Однако это не помешало Евтушенко превратиться в известного поэта, голосом целой эпохи. Он был мальчиком со станции Зима, и теперь его автобиография написана на излете века. В ней он честно и откровенно рассказывает о себе, о близких и не очень близких людях, с которыми ему довелось столкнуться в разных уголках планеты. Среди этих людей — гениальные художники, великие музыканты, талантливые поэты и писатели, известные режиссеры, выдающиеся политики, исторические революционеры. Многие из них навсегда останутся в истории двадцатого столетия: Дмитрий Шостакович, Борис Пастернак, Иосиф Бродский, Пабло Пикассо, Сальвадор Дали, Паоло Пазолини, Че Гевара… Но безусловной звездой этой автобиографии является сам Евтушенко, чьи слова и мысли запомнятся каждому, кто откроет ее страницы.

Читать бесплатно онлайн Волчий паспорт - Евгений Евтушенко

© Е. А. Евтушенко, 2015

© Оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015

Издательство КоЛибри>®

Прощание с двадцатым веком

(Предисловие автора)

1. Книга с выдранными страницами

Однажды в молодости мой друг Олег Целков нашел где-то на свалке в его родном Тушине зачитанный до дыр роман «Преступление и наказание» с выдранными или просто потерянными страницами. Художник, оценив это как дар судьбы, почти год таскал роман под мышкой, раскрывая то в метро, то в забегаловке, а то поутру на продавленной любовью тахте какой-нибудь случайной подружки, принадлежащей к той части человечества, которая и не догадывается о существовании Достоевского.

Художник уверял меня, что читать книгу с выдранными страницами еще интереснее, ибо пустоты можно заполнять собственными догадками.

Считайте, что вы нашли эту мою книгу на свалке. Она тоже похожа на роман с потерянными страницами и даже с пропущенными главами. Но они не выдраны – они просто-напросто еще не написаны.

Всю жизнь, с поспешной скрупулезностью сейсмографа, я лихорадочно записывал все подземные толчки и землетрясения двадцатого века, и порой мне было не до записывания собственного сердцебиения.

Меня называли эгоцентриком, а на самом деле я был эпицентриком. Но то, что я писал – даже не о себе, – тоже было мной. А то, что я писал, казалось, только о себе – иногда становилось больше, чем только мной. Эта книга – сдвоенная кардиограмма: моя и двадцатого века.

Когда мне было двадцать пять, я расстался с двадцатилетней, редкостно одаренной женщиной, которую любил больше всего на свете. Я написал стихотворение «Со мною вот что происходит», вернее, не написал, а выдохнул. После всех моих гимнастических упражнений с рифмами на сей раз они были простыми-простыми: «происходит – не ходит».

Я не придавал этому стихотворению никакого «общественного значения», считая его очень личным, написанным только для нее и для меня в надежде, что оно нам поможет. Стихотворение не помогло – было уже поздно. Но едва оно было напечатано, множество молодых людей стали переписывать его от руки, как будто я написал это о них, за них и для них.

Мы расстались навсегда с моей любимой, хотя еще долго дружили и при моих других женах, и при ее других мужьях, пока чья-то рука – уверен, что не ее собственная, – с мелким мстительным садизмом не выкорчевала все посвящения мне из ее стихов.

Но мои посвящения ей в моих стихах никто вычеркнуть не может. Ничего нет бессмысленней злобной ревности к прошлому. Там уже ничего нельзя переделать.

А «Со мною вот что происходит» продолжало жить, ибо то, о чем оно было написано, происходило опять и опять, и не только со мною. Сначала оно неожиданно чарующе прозвучало по-немецки, переведенное в ГДР, и нечаянно наложилось на тему разделенности уже не двух людей, а целого народа Берлинской стеной.

Через несколько лет это стихотворение вынырнуло песней в фильме Рязанова «Ирония судьбы, или С легким паром» и запелось под гитару в студенческих и рабочих общежитиях, у туристских костров. Позднее это, казалось бы самое интимное, стихотворение независимо от моей воли начало превращаться в ностальгически гражданское, когда столькие духовно близкие люди оказались географически отшвырнутыми друг от друга. Его очень часто просят прочесть на моих выступлениях наши бывшие соотечественники, разбросанные сейчас по всему земному шару – и в Израиле, и в США, и в Австралии, и в Германии. Впрочем, я непозволительно оговорился – соотечественники не бывают «бывшими».

Вам может понравиться: