Кукольник

Сколько сёл и деревень раскидано по свету – не сосчитать. Одни набирают свою силу, укрепляются, разрастаются. Другие же дряхлеют, уходят под землю, теряются в топких водах. Там, где ещё двадцать лет назад шумела праздниками жизнь, сегодня может быть покойная тишина – чахлая, опустошенная, обездушенная.

Судьбу и силу каждого поселения не предскажешь, как не определишь на глаз возможности одного человека.

Человека с виду обыкновенного. Не самого высокого или маленького. Не самого плотного или щуплого. Даже не самого умного или красивого. Обыкновенного такого человека, которого и в толпе-то увидишь – не приметишь.

Если только он не поймает твой взгляд и не ответит на него.

Тогда тебе станет понятно всё, и даже больше.

– Грызите! – чеканя каждый слог, произносит дед Игнат.

В общем-то, дедом он никаким не является, ни семьи у него нет, ни детей, ни внуков. Да и возраста он совсем не старческого. Тело сухое, жилистое, в меру высокое, в меру статное. Крепкий мужик, дед Игнат. Крепкий и серьезный. Настоящий такой. Грудь колесом не выгибает, нос до небес не задирает. Только дедом его зовут не по возрасту и чину, а за голову седую. Белая она у него, как облака в июльском зное. Белая и пушистая. Волосы кудрявятся, на ветру мягкими волнами распадаются. Заезжий гость по незнанию может подумать, что дед Игнат легкий по нраву, словно парящие над миром семена одуванов, и сильно не прав будет.

– Грызите! – повторяет свое желание дед Игнат, и тройка заряженных гнедых подгибает передние ноги, опускается на запястные суставы и начинает цеплять зубами сухое дорожное полотно.

Меня передёргивает. Животина под принуждением – не та картина, что глаз ублажает.

Однако, следом за тройкой гнедых на колени бухаются и жених с невестой. Они кривятся, рычат, булькают, давятся слюной, только все же склоняются ниц и вгрызаются в истоптанную временем землю.

Собравшийся кругом народ ахает, охает, хватается за горло. Вопленицы, что на свадебный обряд приглашены были, пронзительным плачем занимаются, а я бегу в ближайшие кусты и перестаю замечать окружающих – рвота лезет даже носом.

Дед Игнат своё слово всегда держит. И коль сказал, что не бывать свадьбе Лёньки и Глашки, так оно и получилось.

Лёнька, дурак, тогда ещё заартачился, забычился, распетушился:

– Ты нам не указ, Игнат! Не закон! Как захотим, так и будет! И ничего ты с этим не сделаешь!

А дед Игнат только и бросил в ответ:

– Жрать землю будете, коли слово моё нарушите.

И ведь жрут же теперь, непутёвые, землю-матушку, да ещё и лошади из свадебной упряжки вместе с ними страдают.

Дед Игнат, он такой… На каждого деревенского впечатление производит.

Все мы для него – дети. Проказливые, непоседливые. Зато свои. Будто стадо овец, он оберегает нас от самих же себя, наставляет, направляет. Словом, хворостиной. Или как сейчас…

Ни одно событие в жизни нашей деревни не проходит без одобрения Игната. Пахота, похороны, новоселье… да та же свадьба – на всё должно быть получено его благословение.

В противном случае – быть беде.

Беду эту наше поселение уже не раз на себе испытывало: много, знаете ли, несогласных находится, магию слова Игната из упрямства проверяют. Да только итог всё один – кто землю грызёт, кто петухом по заборам скачет или на поле круглые сутки пугалом стоит. И попробуй-ка не встань! Слово у Игната такое, что хочешь-нет, а выполнишь его указание. Слёзы, сопли пускать будешь, кричать и ругаться станешь, а всё равно тело твоё команду деда послушает и нужным образом раскорячится.