Иисус до Евангелий. Как обрывочные воспоминания нескольких человек превратились в учение о Господе, покорившее мир

Bart D. Ehrman

JESUS BEFORE THE GOSPELS

2016, Bart D. Ehrman. All rights reserved

Published by arrangement with HarperOne, an imprint of HarperCollins Publishers

Перевод с английского Глеба Ястребова

Оформление переплета Петра Петрова

© 2016, Bart D. Ehrman. All rights reserved

© Published by arrangement with HarperOne, an imprint of HarperCollins Publishers

© Ястребов Г.Г., перевод, 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Иисус умер примерно в 30 году н. э., но древнейший отчет о его жизни (Евангелие от Марка) был написан лет через сорок. В промежуточный период – и даже спустя годы после написания евангелий – воспоминания об Иисусе передавались изустно. Первыми рассказчиками были люди, которые видели его дела и слышали его слова. Но как до возникновения письменных евангелий передавалась «память» об Иисусе (подчас искаженная) – теми, кто реально знал Иисуса, и теми, кто спустя годы и десятилетия пересказывал истории о нем?

Эта книга посвящена историческому Иисусу, памяти и искаженной памяти. Историческим Иисусом я заинтересовался в начале 1970-х годов, когда стал изучать Новый Завет с научной точки зрения. В то время я слышал от некоторых преподавателей точку зрения, которой и нынче не удивишь: евангелия основаны на свидетельстве очевидцев, а значит, исторически достоверны; в устных культурах (например, в древнеримском мире) люди имели более развитую память, чем мы, и лучше сохраняли предания о прошлом, поскольку были неграмотными и не могли узнать о прошлом из письменных источников.

Но так ли это?

Лишь несколько лет назад я понял, сколь ценные и серьезные данные можно получить из исследований памяти, написанных учеными, которые являются специалистами не по Новому Завету, а по другим респектабельным дисциплинам: психологии, социологии и антропологии. Их наработки особенно важны для понимания того, как ранние христиане рассказывали и пересказывали истории об Иисусе – до написания евангелий. Это был таинственный период устной передачи, когда рассказы распространялись далеко не только очевидцами. Допустим, верующий узнавал об Иисусе от знакомого, тот – от кузена, кузен – от соседа, сосед – от делового партнера, а деловой партнер – от матери, которая лет пятнадцать назад слушала рассказы очевидца. Подобные ситуации возникали все чаще.

Как такие люди – в конце длинного периода передачи – рассказывали об Иисусе? Сколь хорошо они помнили то, что услышали от собеседников (которые и сами получили информацию из третьих-четвертых рук)? Сколь точно воспроизводили услышанное? И насколько это отражало реальные слова и дела Иисуса? Или истории формировались, переделывались, а то и выдумывались в процессе рассказов, запоминаний и пересказов? Сильно ли они изменились за те 40–65 лет, что отделяют смерть Иисуса от первых евангелий? Много ли в них точных воспоминаний? Быть может, современные исследования в области памяти прольют свет на эти наболевшие вопросы.

Уже года два я уделяю почти все свободное время чтению трудов, посвященных памяти: что пишут когнитивные психологи об индивидуальных воспоминаниях; что пишут социологи о коллективной памяти; что пишут антропологи об устных культурах и сохранении в них устных традиций.

И чем больше читаю, тем больше удивляюсь, что многие специалисты по Новому Завету – наверное, основная масса – никогда не занимались этими вопросами серьезно. Сколько здесь важного и актуального! Даже те исследователи Нового Завета, которые вникали в подобные вещи, зачастую брали один узкий ракурс. Но копать нужно глубже. Далее я попытаюсь показать, какое значение имеет весь этот спектр исследований памяти и исторического Иисуса.