Ирония идеала. Парадоксы русской литературы - Михаил Эпштейн

Ирония идеала. Парадоксы русской литературы

Страниц

105

Год

2015

Русская литература — неподражаемое явление, она полна противоречий и неожиданностей. Книга Михаила Эпштейна, известного литературоведа и культуролога, на примерах рассматривает сложные парадоксы, которые присутствуют в русской литературе. В ней раскрываются все противоречия между святостью маленького человека и демонической сущностью государственного аппарата власти, значимостью молчания и бесполезностью слова, родственностью советской цивилизации и Эдиповым комплексом, а также уникальное сочетание воина и сновидца. Особый акцент в книге сделан на «проклятых вопросах», которые занимают особое место в русской литературе. Здесь вы найдете описание крайностей юродства и бесовства, а также томительные поиски Целого. Автор глубоко исследует саморазрушающуюся диалектику, присущую как отдельным авторам, так и литературным эпохам и направлениям. Стремление к идеалу и гармонии, как оказывается, имеет свою трагическую или ироническую сторону, в то время как величественное и титаническое проявляет демонические черты, а низменное и малое может быть средоточием духовного выбора. В этой книге автор рассматривает русскую литературу нелинейно, начиная от великих А. Пушкина и Н. Гоголя, через А. Платонова и В. Набокова, и заканчивая современными писателями, такими как Д. Пригов и В. Сорокин. Он показывает, что все они создают единый текст, в котором мотивы постоянно пересекаются и развиваются в новых образах. Русская литература затрагивает все культурные универсалии: бытие и ничто, величие и смирение, речь и безмолвие, разум и безумие. Динамика литературы является своего рода парадоксальностью, сопряжением смысловых противоположностей, которые создают невероятное напряжение.

Читать бесплатно онлайн Ирония идеала. Парадоксы русской литературы - Михаил Эпштейн

ПРЕДИСЛОВИЕ

Трудно найти культуру, внутренне более противоречивую и склонную к самоотрицанию, чем русская. Это культура парадоксов, выражающих ее двойственную, условно говоря, западно-восточную идентичность. С одной стороны, она тяготеет к позитивным ценностям Запада, к общественному и техническому прогрессу, ко всем материально выраженным формам цивилизации. С другой стороны, усваивая эти формы, она подвергает их сомнению и время от времени разрушает, впадая в нигилизм радикального толка, обращенный против ценностей разума, красоты, свободы, полезности, упорядоченности. Отсюда склонность возводить идолы и безжалостно их сокрушать, «сжигать все, чему поклонялся», и «поклоняться всему, что сжигал».

«Парадокс» – это ситуация или высказывание, которые, следуя собственной логике, неожиданно вступают в противоречие с собой, опровергают собственные предпосылки, разрушают свои основания. Помимо этого международного термина, в русском языке есть и разговорные слова, выражающие опыт превратности бытия: «выверт», «выкрутас», «надрыв», «надлом»… То же самое обозначается фразеологизмами и поговорками: «выворачивать наизнанку», «наступать на грабли», «за что боролись, на то и напоролись». Это очень характерный для России переход от тезиса к антитезису. Такая диалектика имеет мало общего с гегелевской или марксовской, когда предполагается снятие тезиса и антитезиса в синтезе, единство и борьба противоположностей. Это скорее такое возрастание и усиление тезиса, доведение его до чрезмерности, когда он превращается в свой собственный антитезис и начинает себя отрицать. Подобную диалектику можно назвать иронической, поскольку она возвращается к исходному тезису, но уже со знаком минус. По остроумному замечанию Андрея Белого, господство материализма в СССР привело к упразднению материи. Точно так же утверждение социализма привело к истреблению целых сословий и разрушению социальных, профессиональных, семейных связей. Стремление к самым высоким идеалам: свободы, добра, величия, разума, гармонии, счастья – все это обнаруживает свою изнанку, оборачивается страданием, нищетой, рабством, абсурдом. Русская литература, как и русская история, полна таких неожиданных вывертов – и пафоса трагической иронии.

Склонность к парадоксу присуща и крупнейшим представителям русской культуры. Когда я преподаю курсы по русской литературе и интеллектуальной истории в университетах США и Англии, студентов больше всего поражают не те или иные направления мысли, а отношение авторов к собственным идеям и устремлениям. Их удивляет, что:

– Петр Чаадаев был одновременно отцом и западничества и славянофильства: в своей «Апологии сумасшедшего» он переворачивает смысл первого «Философического письма» и превозносит как залог грядущего величия России ничтожество ее прошедшего и настоящего;

– Николай Гоголь вытравляет из себя художественный дар и «кощунственный» смех и сжигает свой заветный труд, второй том «Мертвых душ»;

– Виссарион Белинский отрекается от своего гегельянского примирения с действительностью и готов «по-маратовски», огнем и мечом истребить одну часть человечества ради счастья другой1;

– Федор Достоевский устами одного героя тончайше глумится над своими же идеалами, провозглашенными другим, и наделяет одинаковой силой голоса «за» и «против»;

Вам может понравиться: