Осколки фамилии

Когда срываешься в пропасть, пронзительнее ужаса наполняет одиночество. Пальцы соскальзывают с острого холодного края, что больно впивается в мягкую плоть. Страх протыкает еще живое тело, глотаешь воздух, оглядываешься по сторонам, но рядом никого нет. Время замедляется, подобно живодеру, желающему продлить мгновения дьявольского экстаза. Что за наивность? Время не волнуют отдельные человеческие судьбы, оно идет размеренно вперед, вырубая засечки через равные отрезки на хронологии событий. Не пунктуальное время отстает, а парализован ты сам, всецело поглощен дилеммой: проиграть или победить, сдаться или бороться, умереть или жить. Настроенный на сражение, обратишься к ядру своего существования, той непобедимой стороне, которая выше любых преград. В решающий момент прямо посмотришь своему «Я» в глаза или спрячешься за образами Бога, любимых – не важно. Главное, вскинув голову вверх с отчаянием и надеждой, увидеть глаза. Не переставая смотреть в эти ясные очи, хватаешься за протянутую крепкую руку и карабкаешься прочь из бездны. Там, на плоском каменном участке, истерично смеешься, ведь одиночество – это не когда ты один, а когда внутри теряется лучшее, но стоит обрести добро вновь, и мерзкое чувство отступает. Смех затихает перед тяжелой грустью, которая придавливает ребра, лишая возможности пошевелиться. Когда срываешься вниз, так сложно заставить себя посмотреть вверх, найти волю для подъема, уверовать в дух самопомощи, ведь знаешь, на дно обрыва летят самые близкие. Помочь им невозможно, их прощальные страшные крики усиливаются, ударяясь вновь и вновь о стены ущелья, и навсегда остаются звоном в ушах. Любимые, родные, как же так? Как же? Простите, что не уберегла! Простите меня! Есть ли у меня право жить? Жить без вас?

Она стоит на балконе и смотрит вслед уходящему грузовому кораблю. Корабль медленно удаляется под ленивые движения умирающего порта и мерное течение городской реки. Городские реки – обман, прикрытый из приличия: драгоценное украшение пейзажа мегаполиса или лишь бижутерия? Нет в городской реке биения и силы, которыми славятся реки, выпущенные на волю вне городских стен. Река пред нею словно смирилась с тем, какую судьбу ей уготовила жизнь, и просто течет, позволяя делать с собой все, что только захотят и короли, и рабы этого города. В этом пейзаже девушка с длинными темными волосами, водопадом лежащими на хрупкой спине, находит и спокойствие, и неприятную тревогу. Кто она? Зачем пришла на эту землю? Что смогла сделать за прожитые двадцать с небольшим лет? Она не знает, но чувствует, в каком направлении стоит пускать свой корабль: к будущему, а не прошлому, к добру и принятию, прежде всего самой себя. Но руки ее слабы, навыки скудны, а волны вокруг жестоки, ветра сильны и не попутны. Осознание целей маршрута разбивается пустыми лозунгами о скалы, в которые раз за разом океан кидает ее лодку. Каждый день в сердце живет тревога, то и дело подступая гадким комом к горлу. Отхаркнуть его не позволяет воспитание, а потому раз за разом в муках унижения она сглатывает его. И как бы искренне ни желала она расправить крылья и взлететь, вся история жизни сделала из нее пресмыкающееся.