Забвение

Уинтерхейвен был городом, забытым временем. Дождь, почти не прекращающийся в течение недели, превратил улицы в блестящие, мокрые зеркала. В воздухе витал запах сырости, а пустые окна домов, казалось, следили за каждым движением. Здание клиники Алекса Рейнса стояло на самой окраине города, как старое свидетельство о том, что здесь когда-то были люди, которые пытались лечить чужие боли. Теперь стены напоминали лишь о безмолвных голосах, исчезнувших в мраке.

Алекс сидел в своем кабинете, склонившись над множеством архивных документов. Он даже не слышал, как дверь тихо открылась. Эмма Брайтон, его пациентка, стояла в проеме, едва заметно дрожа от холода. В её взгляде было нечто беспокойное, будто бы она, не успев зайти в кабинет, уже теряла связь с реальностью.

– Алекс, мне нужно с вами поговорить, – её голос был едва слышен, но в нем звучала тревога, которая сразу же пробудила в нем острую необходимость узнать, что скрывается за её словами.

Алекс поднял голову и взглянул на неё. Она была такой хрупкой, маленькой, с длинными светлыми волосами, которые падали на лицо, создавая странное, почти иллюзорное ощущение. С каждым днем Эмма становилась всё более замкнутой, её бесконечная тревожность, едва заметная, но ощутимая, захватывала всё больше её жизни.

– Эмма, садись, – сказал он, делая жест в сторону стула напротив него. Её беспокойство было ему знакомо. После смерти его семьи он тоже был на грани того, чтобы утратить связь с реальностью.

Она села, не отводя глаз, и на мгновение в кабинете воцарилась тишина. Алекс чувствовал, как её присутствие заполняет пространство, а её слова, словно начавшиеся, но ещё не сказанные мысли, зависают в воздухе.

– Я вижу его снова, – тихо произнесла Эмма, не встречая его взгляда. – Томи. Вашего сына. Он приходит ко мне во сне. Он говорит мне, что я должна помочь ему.

Алекс замер. Его сердце, уже привыкшее к боли, снова сжалось. Он инстинктивно положил руку на амулет, который всегда носил на шее. Маленькое зеркало на цепочке, последнее, что его сын держал в руках перед смертью. Эмма не могла знать об этом.

– Ты уверена? – спросил он, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Эмма молчала, её глаза метались по комнате. Она будто искала что-то, что было скрыто от неё.

– Я не знаю, что это значит, – её голос дрожал. – Но он выглядит… живым. Он говорит, что я должна найти способ его освободить.

Алекс задумался. Он знал, что сны – это мощный инструмент подсознания, но никогда не предполагал, что его сын может стать частью чужого сна. Или, может быть, это что-то гораздо большее, чем просто случайность?

– Эмма, что ты можешь сказать о своих снах? – спросил он, его глаза сузились от сосредоточенности. – Ты чувствуешь, что это… не просто фантазия?

Она кивнула, и, хотя её лицо оставалось спокойным, в её глазах сверкала паника.

– Это не просто сны. Я вижу его. Он говорит, что не может покоиться. И что это связано с тем, что произошло. Я… я чувствую, что могу его спасти. Но для этого мне нужно понять, что произошло с вами. И с ним.

Алекс почувствовал, как его разум начинает крутиться. Он знал, что Эмма не могла знать правды о его семье. Он и сам ещё не понимал, что произошло на самом деле.

– Ты должна быть осторожна, – произнес он, пытаясь удержать свои мысли в порядке. – Это может быть опасно.