Жало. Ступень первая

Я поняла, что повзрослела, когда однажды проснулась не от дружеского тычка под рёбра, а от прикосновения горячей ладони к своему бедру. Ладонь неуверенно, но настойчиво ползла вверх, я слушала прерывистое дыхание и не открывала глаз. Я уже знала что увижу. Тускло светящиеся в темноте глаза, ломаную, гаденькую ухмылку, знакомое и одновременно незнакомое лицо.

Моё неизбежное взросление меняло лица тех, кого я так хорошо знала и кого мне предстояло узнать заново. А им, видимо – меня.

Женщины-дахака – большая редкость в Дахака-Кабар. И не потому, что кто-то запрещает или не хватает начальных способностей – нет. Просто немногие девочки выживают после череды испытаний, уготованных всем будущим дахака. Сложно сейчас сказать отчего так, но из нескольких девчонок отобранных в кабар, выжить удалось только мне.

Достаточно долго я не чувствовала какой-то особенной разницы между собой и мальчишками. Росли, учились, сражались и убивали. А потом вдруг пришло время, и щенки, вместе возившиеся в корзинке и таскающие друг друга за уши, вдруг осознали, что один из них как-то иначе выглядит и пахнет по другому. А кровь уже гуляет – горячая – кипит смутными страстями. Особенно после боя, особенно после того, как кто-то из щенков первый раз сбегал в городской бордель и излился между рыхлых бёдер равнодушной шлюхи. А потом рассказал другим как это сладко.

И потная ладонь моего приятеля Корви, с которым мы не раз спали в обнимку, защищаясь от пронизывающего холода каменных стен Потары, стала одним из первых признаков того, что теперь придётся решать ещё и эту проблему.

Потому что в кабаре никто не решит её за меня. Её, как и все остальные проблемы юных дахака. Нам дают в руки оружие, из нас делают оружие – всё остальное мы делаем и берём сами. Что сумеем и как сумеем. Мне для понимания этой истины хватило только одного раза. Я понятливая. Одна единственная жалоба на старшего ученика, и меня поставили в пару к нему на тренировках. На долгих десять дней. И тогда я горько пожалела о том, что моему противнику запретили меня убивать.

– Ты сама решаешь, как наказать того, кто обидел тебя, – сказал мне по истечению этих дней Клинок Роум. – И наказываешь. Если можешь. Если не можешь – ищешь способы и пытаешься снова. Ну или подыхаешь. Урок усвоен?

– Урок усвоен, – разбитые губы не дали мне ответить внятно, но Роум услышал и кивнул.

И, видимо, в награду за понятливость, разрешил исцелить разорванную ударом шипастой перчатки верхнюю губу. Только это. И только, чтобы не осталось безобразного шрама, ибо красота – тоже оружие.

Урок усвоен, учитель. Я дождалась пока Корви запыхтит интенсивнее, а его рука скользнёт между стиснутых бёдер, и ударила по кончику носа раскрытой ладонью чуть снизу. Тут много не надо. Чуть посильнее, и хрящ разбит, а нос сломан. Боли много, крови много. Не надо ни особой силы, ни магии.

Корви взвыл и отшатнулся назад. Я отвернулась к стене и снова закрыла глаза. Корви тоже понятливый. Продолжения не будет. С ним. Осталось теперь крепко подумать как оградить себя от остальных желающих опробовать свою мужественность на бывшем товарище по детским играм.

И решение нашлось достаточно быстро. Сначала, правда, я подумывала о том, чтобы выбрать себе самого сильного из группы и предоставить уже ему право рвать глотки соперникам за возможность лапать женское тело по ночам. Но такая мысль вскоре показалась мне довольно глупой. Самым сильным из нас был Ханн, а его бешеного нрава побаивались даже наставники. И скорее всего, дело бы кончилось тем, что уже мы с ним перегрызли бы глотки друг другу. Потому что я тоже не отличалась особенным терпением. Да и вообще, мне не хотелось рассчитывать на кого-то, кроме себя самой. Плох тот дахака, который ищет помощи. Мы всегда сами по себе – так нас учат, и так нам жить и впредь.