Она очень боялась проверки документов.
Но старый мент с нашей стороны ничего не читал; небрежно, словно сдавая карты, он перебрасывал бумажки дальше по столу «ихнему» молоденькому полисмену. Заявление, виза, выписка из трудовой, справка с работы, из собеса, согласие ближайших родственников, медицинская справка одна, другая, десятая, свидетельство о браке, свидетельство о смерти. Только паспорт продержал в руках целую минуту, и то изучая не данные, а фотографию. На той первой фотке двенадцатилетней давности Вика была круглолицая, как матрешка, с длинными волосами и неудержимым взрывом смеха в уголках серьезных губ.
– Рожать потом нельзя, тебе говорили? – сурово спросил он.
– Да, конечно.
– «Даканешна»! – передразнил мент. – Все вы, дуры, всё знаете, а потом как стрельнет… Чтоб не сомневалась: нельзя.
– У меня есть сын, восемь лет, – терпеливо пояснила Вика. – Я не собираюсь больше рожать.
Старикан перепроверил, заглянув в конец паспорта. Вздохнул:
– Так тебе, считай, повезло. И какого ты сюда приперлась? Проходи.
Она прошла за плексигласовую перегородку. Полисмен широко улыбнулся и вернул ей документы аккуратной стопочкой. В ровнозубой киношной улыбке чувствовался подвох, и Вика вздрогнула, когда юноша ни с того ни с сего ее окликнул.
Сообщил с жутким акцентом, сверкая зубами на весь КПП:
– Виктори – значит «победа».
* * *
Броневик подали к самому выходу, дверь в дверь. Вряд ли тут уже фонит – наверное, из соображений секретности, подумала Вика. Поверх зеленоватой брони она успела увидеть чахлое деревце посреди бетонного двора и трех мужчин в полицейских форменных сорочках с закатанными по локоть рукавами. Там, где хоть чуть-чуть фонит, «ихние» так не ходят. Надо было завербоваться шпионкой, усмехнулась она. Уж точно было бы меньше мороки со всеми этими справками…
Водитель держался безукоризненно вежливо, даже немножко подобострастно, и она прикусила губу, остро почувствовав себя «почетной вдовой отважного Героя Сиюминутной войны, самоотверженного спасителя человечества». Так выразилась Маринка – еще тогда, пять лет назад. Когда Ф-зону в газетах называли просто зоной, никто не слышал об «ивашках», а «почетные вдовы» на торжественном вечере по случаю годовщины Вечного мира получили по гвоздике на длинном стебле, по маленькой коробочке с «ихним» крестом и по нашей грамоте о присвоении звания Героя формата А-4 без рамки.
Теперь Маринка тоже здесь. Вот бы ее найти. Нереально, конечно – за три дня…
Над головой у водителя горела тусклая лампочка. Окон в броневике не было – во всяком случае, так Вике показалось сначала. Через десять минут поездки, от нечего делать разглядывая салон, обитый мягким дерматином, она обнаружила по обеим его сторонам еле видимые овальные щели.
– Как только въедем в Ф-зону, откроем, – предупредил ее вопрос водитель. – Пока никак нельзя, извините.
Он говорил совсем без акцента. Неужели наш? Вика читала, что весь персонал Ф-зоны укомплектован исключительно «ихними». Наверное, просто способный к языкам.
Ей захотелось с ним поговорить.
– Вы давно здесь работаете?
– Три года, госпожа, – ответил он; по этому «госпожа» сразу стало ясно, что никакой он не наш. И больше ни единого слова.
– Скажите пожалуйста, те женщины… – она запнулась. Впрочем, если даже на КПП так халатно отнеслись к проверке документов, с чего это вдруг водитель станет пересказывать начальству разговор с клиенткой?
