Я стояла у Москва реки, глотала слезы и рассуждала о том, как он мог ТАК со мной поступить.
На город опустилась темно-серая тюлевая завеса и покрапывал мерзкий, холодный дождь. Одной рукой я держалась за столб с дорожным знаком, где был нарисован белый квадратик Малевича, замурованный в красный кружок, а второй рукой вытирала слезы, которые застилали шикарный вид на реку и на Петра Первого в лилипутской лодке. Петр махал мне какой-то желтой бумажкой и ехидно улыбался. Я отвернулась от него, смахнула слезу и заревев в голос пробурчала:
- Подлеееец!
Получилось очень мелодично.
Где-то неподалеку, справа, я услышала одобрение:
- Гнида!
Это сказала белокурая девчонка, лет восемнадцати. Я отмахнулась на нее, как от призрака, и села на бордюр, прям под белым квадратом Малевича.
Она не спешила подойти ко мне, лишь глотнула какую-то бесцветную жидкость из бутылки и к «гниде» добавила «баран».
Я опять махнула рукой и дала понять, что мне абсолютно безразлично ее мнение и вступать со мной в дискуссию откровения сейчас не желательно. А сама попыталась справиться со слезами: они меня душили.
Белокурая девчонка подошла ко мне и, ещё раз отпив из бутылки, спросила:
- Ну и чего ты рассопливилась?
- Семь лет, - пробурчала я сквозь слезы, - семь лет я потратила на него...
Собеседница присела на бордюр рядом со мной:
- А у меня пять. Как в жопу всунула, - философски заметила она.
Я перестала реветь и подняла на нее глаза.
Рядом со мной сидела красавица: блондинка с губами Анжелины Джоли, ногами Наоми Кэмпбел и грудью Памелы Андерсон. Если моя внешность и мои пропорции годились только на картину времен Рубенса, то внешность и пропорции Барби смело позволяли ей влезть на икону. На ней были голубые джинсы, порванные на коленках и желтая моднячая курточка. «И как она ходит с такими ободранными коленями?» - подумала я, но вслух, пренебрежительным тоном сказала:
- Вот именно такую, как ты, ему и надо.
- Чего? Какую такую? - скривилась блондинка.
- Такую худую, чтоб вся просвечивалась, чтоб в рваных джинсах ходила, чтобы пила с ним это... что ты там пьешь? - я кивнула на почти пустую бутылку.
- Мартини, - уточнила блондинка.
- Вот-вот. Чтоб выражалась неприличными словами... вот кто ему пара... хочешь, подарю?
- Да иди ты в жопу со своим подарком!
- Вот-вот, - я опять начала реветь, - а я так не умею ругаться. И от таких слов сразу краснею... а он поначалу смеялся, а потом его это стало раздражать.
- А ты кто? Небось, беспонтовая заточка?
Я перестала реветь и уставилась на нее.
- Затычка? - предположила я, - да, наверное. Он затыкал мною все свои... - я опять зарыдала и сквозь зубы процедила, - дыыыры....
- Да не затычка, а заточка, - объяснила Барби, - это значит телка, которая постоянно учится. То есть умная.
- А! - понимающе откликнулась я, - значит, это был комплимент?
Барби пожала плечами. Видимо слово комплимент она не знала. Диалог глухого с немым был в самом разгаре.
- А чего при параде? - она кивнула на мой деловой костюм, - Бизнес вуман, чё ли?
- Финансовый менеджер в банке. - Отозвалась я.
- Крутой сапог!
Я с удивлением уставилась на свои осенние туфли.
- Ну, ты даешь, - удивилась Барби. - Чё, правда, не врубаешься?
Я даже не знала что ответить, потому что совершенно не понимала причем тут крутые сапоги, если на мне туфли? Поэтому смотрела на Барби широко открытыми глазами и хлопала ресницами.
