Все жанры Все авторы
Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1 - Евгений Добренко

Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1

Страниц

270

Год

2020

В новом исследовании, которое провел известный историк сталинской культуры Евгений Добренко, обнаружены интересные факты о позднем сталинизме - периоде советской истории, наименее изученном до сегодняшнего дня. В своей книге Добренко исследует связь между послевоенной культурной политикой и политической культурой того времени. Он раскрывает его культурную и интеллектуальную историю, основываясь на анализе текстов различных культурных произведений - литературы, кино, театра, музыки, живописи, архитектуры и массовой культуры.

Автор обращается к основным культурным и политическим событиям послевоенного периода, показывая, как политика сталинизма совпадала с основными эстетическими моделями, конвенциями и паттернами соцреализма. Такое взаимодействие позволило сформировать новую советскую нацию, которая была определена основными фобиями, травмами, образом врага, культурой ресентимента и всем ментальным профилем, который окончательно сложился после войны и протянулся через сталинскую и советскую эпохи.

Евгений Добренко является не только филологом и историком культуры, но и профессором Шеффилдского университета в Великобритании. Это добавляет значимости его исследованию и придает ему международный вес и признание.

Читать бесплатно онлайн Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1 - Евгений Добренко

Введение

Сумерки сталинизма

В архиве эстетика и философа Михаила Лифшица сохранилась папка «Ora pro Nobis»[1], с записями начала 1960‐х годов, когда в эпоху оттепели он сотрудничал с «Новым миром» Александра Твардовского. В заметках «Трагедия революции» он писал:

Страшное, слишком легкое «окаменевание» революционной лавы в ее аппарате, ее средствах. И тогда ужас готового, уже сделанного, того, что новые поколения находят уже законченным, получают в качестве обязательного, заставляет этих несчастных искать какого-нибудь дикого выхода из создавшейся для них ситуации, а все, что сохраняет и охраняет итоги революции, теперь должно систематически занимать арьергардное положение, играть задерживающую роль. Действительно ужас, еще не заметный вначале, но потом…[2]

Это «потом» наступило после войны. Лифшиц был человеком 1920‐х годов. Уже для следующего поколения жизнь складывалась несколько по-иному, и мир поначалу казался менее трагическим. Те из него, кто оставался верен марксизму, рассматривали наступавший в середине 1930‐х годов Большой возврат, поворот к национализму, а затем и союз с нацистской Германией как тактические шаги. Яркий и проницательный представитель поколения 1930‐х годов поэт Давид Самойлов писал по этому поводу: «Тактикой, как видно, мы считали начало великодержавной и шовинистической политики ‹…› Тактика оказалась стратегией»[3]. Это поколение, вернувшись с войны, не узнало страны:

Держава окончательно отливалась в азиатско-византийские формы. Требовались новые идеологии. Пресловутая борьба с космополитизмом была тридцать седьмым годом для ортодоксально марксистских идеологов довоенного типа. Из них уцелели только самые прожженные. Обнаружилось, что во время войны руками и кровью народа одержало победу бюрократическое государство, что незаметно новая государственная идеология подменила довоенную, что некий новый слой, выдвинутый к власти, воевавший за нее ради себя, нуждался в новой своей идеологии, которую для удобства именовал тоже марксизмом, марксизмом творческим[4].

«Ужас», о котором писал Лифшиц, настиг поколение Самойлова. Поколенческий разрыв между ними как нельзя лучше подтверждает известную максиму: в России все меняется за десять лет, и ничего – за двести. Эти слова, приписываемые Петру Столыпину, как кажется, подтвердила вся последующая история страны. В нулевые годы ХX века, когда они были произнесены, Россия пережила революцию, подавлением которой Столыпин и вошел в историю. Уже в следующее десятилетие – Первую мировую войну и две революции, последняя из которых смела прежние элиты, изменила политический строй и утвердила новую экономическую систему. Пережив разрушительную гражданскую войну, страна вступила в четвертое десятилетие, которое ознаменовалось не меньшими потрясениями – коллективизацией, индустриализацией и культурной революцией, навсегда изменившими социальный профиль страны. Оно принесло неслыханный по масштабам Большой террор, окончательно закрепивший смену элит и новый политический режим. 1940‐е годы ознаменовались Отечественной войной, смерчем пронесшейся над страной, разрушившей наиболее экономически развитую ее часть и истребившей целые поколения людей. Сразу же по ее окончании страна вступила в эпоху холодной войны, очередной мобилизации и неслыханной ранее автаркии, одновременно развивая новый имперский проект и превращаясь в мировую державу и один из полюсов нового миропорядка. Следующее десятилетие принесло оттепель, новый модернизационный порыв, который в 1970‐е годы сменился застоем. Новый всплеск исторической динамики в 1980‐е, символом которых стали «перестройка и ускорение», завершился к началу последнего десятилетия ХX века развалом СССР, «лагеря социализма», концом холодной войны, очередной сменой политического строя и экономической системы. Вступив в новый век, страна включилась в ускоряющийся процесс политических контрреформ, за которыми последовал экономический кризис, застой, новая автаркия и противостояние с окружающим миром.

Вам может понравиться: