Егорий Храбрый и Климка-дурачок - Ольга Денисова

Егорий Храбрый и Климка-дурачок

Страниц

95

Год

2025

1892 год стал одним из самых трагических в истории России, ознаменованным ужасным голодом, который охватил страну. В крошечной деревне Завражье произошло ужасное преступление: вся семья Прокопьевых была убита в собственном жилище. Убийства были так жестоки, что казалось, будто жертвам перерезали глотки не ножом, а острым волчьим клыком. Некоторые местные жители начали шептать о том, что Егорий, так называемый "волчий пастырь", восстал из своих могил и натравил на семью своих кровожадных волков.

Тем временем, в соседнем селе, в доме местного священника, жил восьмилетний Климка, который обладал необычным даром. Его мама, к сожалению, была глухонемой, и вместе с этим испытанием Бог одарил Климку способностью не только общаться с людьми, но и чувствовать и понимать мир вокруг себя на совершенно ином уровне. Его способности позволили ему установить глубокую связь с природой и животными, что стало особенно актуально в трудные времена голода.

История Климки и Прокопьевых перекликается во множестве легенд, превращая повседневные бедствия в эпопею о борьбе добра со злом. Местные жители ждали, что этот волшебный ребенок сможет найти способ предотвратить дальнейшие несчастья и защитить свою деревню от ночных ужасов. Каждый вечер, когда солнце садилось за горизонт, Климка отправлялся на поиски ответа в лес, полный тайн, где могучие волки бродили в поисках пищи.

Читать бесплатно онлайн Егорий Храбрый и Климка-дурачок - Ольга Денисова

Ольга Денисова

Егорий Храбрый и Климка-дурачок

повесть


В каком году – рассчитывай,

В какой земле – угадывай…

Н.А. Некрасов. «Кому на Руси жить хорошо»


Встал он из ямы,

Бурый, лохматый,

Двинул плечами

Ржавые латы.

Прянул на зверя…

А.Н. Толстой. «Егорий – волчий пастырь»


В кабаке пахло рыбой, портянками и перегаром; табачный дым колыхался под закопченным потолком – топор вешай, – а потому над каждым огоньком в лампах поднимался радужный нимб. Климка стоял у дверей – не решался позвать Никиту, но и возвращаться к Игнату ни с чем побаивался.

– Не знаю, у кого как, а у нас Егорий Храбрый в особенном почете. – Пономарь Никита крякнул, хлебнув водки, сморщился и утер усы рукавом.

– Подумашь, – фыркнул проезжий купчик, молодой и похожий на мышь.

– Подумаешь, да ничего не скажешь. Проезжал курган над речкой? Его и с большака видать, нарочно на виду поставленный.

Климка разинул рот, забыв, зачем его послали в кабак. И не зря: Никита хорошо умел рассказывать, даром что пономарь.

– Было мне время ваши пригорки разглядывать, – поморщился купчик, но посмотрел на Никиту с любопытством.

– Вот там и зарыт Егорий Храбрый.

– Врешь. – Купчик махнул рукой и начал лениво пожевывать сушеного снетка – перед ним целая горка лежала.

– Вот те крест! – Никита осенил себя крестным знамением – божился он от всей души, даже когда безбожно врал. Климка ему верил. – В одна тысяча пятьдесят четвертом году. Но речь-то не об том щас. О, Климка! Разбойничья твоя душа, а ты чё пришел?

Никита сгреб Климкины плечи в охапку длиннющей костлявой рукой – он без злости так Климку называл, шутейно.

– Мне Игнат велел тебя искать, а то ж воскресение завтра, а тебя в церкве нету и нету…

– Да успеется. Ты про Егория лучше послушай.

Климка радостно кивнул: от Никиты он слышал много историй разных, но страшней, чем о Егории Храбром – волчьем пастыре, – не придумали еще сказку. Потому что в других сказках все вроде как было где-то за тридевять земель, а тут – на горушке по дороге из Пёсьего в Завражье.

Климке, конечно, больше нравилось про молочную речку с кисельными берегами. Даже по ночам эта речка снилась: как идет он, ноги в киселе вязнут, зачерпнет пригоршню – кисель густой, красный, земляникой пахнет. Съест Климка пригоршню киселя, парным молоком прямо из речки запьет и идет дальше. Сколько хочешь черпай – все не вычерпаешь. Климка всегда хотел есть.

В сказке о Егории горушка звалась курганом, и в кургане этом вечным сном спал Егорий Храбрый. Да только как подуют осенние недобрые ветры, как дыхнет с севера лютым холодом, сходятся на кургане стаи волков: текут со всех концов, голодные, злые; пробираются тайными тропами, неслышным шагом; озираются, дыбят загривки, гнут головы к земле – осенние ночи темные, хоть глаз коли, лишь посверкивают во мраке зеленые волчьи глаза. Взбираются волки на курган, не воют – скулят, будто псы, нюхают ветер и скрюченными лапами землю скребут. Тошно им без пастыря своего зиму встречать, страшно и голода, и мороза. А как разроют курган, скрежет по всей округе слышен делается – это доспех Егория Храброго волчьи когти царапают. От такого скрежета и мертвец из могилы подымется – и встает на ноги волчий пастырь, распрямляет плечи, сбрасывает изоржавелые брони – волки руки ему лижут, как верные псы. Гикнет Егорий молодецки, свистнет залихватски, вскочит на матерого волка, как на коня. И помчит за ним все стадо по полям да по лесам – легок волчий бег и тих, будто не по земле скачут, а летят по воздуху.