Новобранцы холодной войны

Бомбежка не прекращалась. Со свистом летело с небес, оглушали пикирующие F-16, раздавались взрывы, земля содрогалась. В животе возникло противное чувство вакуума, по барабанным перепонкам ударило так, что после первых двух взрывов все звуки стали казаться глухими. Кассетные припасы разлетались веером, часть взрывалась, засевая осколками склоны и рассекая стволы деревьев. Неразорвавшиеся мины нашпиговывали землю. Их искали потом саперы РПК и некоторые находили, но нередко на турецких минах подрывались иракцы из местных деревень в горах Кандиль и сами курды.

Мансур Булут лежал рядом с домиком в окопе, замаскированном сверху масксетью. Эта щель предназначалась для таких вот случаев, когда прилетали турецкие истребители и бомбили, как правило по наводке курдов Демократической партии Курдистана[1]. То, что именно они сливают информацию туркам, Джемиль Байык – один из лидеров Рабочей партии Курдистана – подозревал давно и неоднократно заявлял об этом.

На дне окопа большая лужа, оставшаяся после ночного ливня, и камуфляжные штаны медленно намокают. Ткани много, Мансур совсем исхудал, штаны на нем висят и, наверное, впитают всю воду с глинистого дна, пока будет длиться бомбежка. В окопе сыро, по стенкам сочится влага, и ощущение словно живьем похоронили. От масксети свет дробный, имитирующие листву клочки ткани дрожат от ветра, а очередной взрывной волной их приглаживает. Бомбежка длится второй час. Особенно больно в левом ухе. Мансура уже успело слегка контузить в прошлый прилет, когда он слишком близко оказался от разорвавшегося снаряда. Теперь болело не только ухо, но и шея.

Ему изначально безопаснее было бы оказаться в русском батальоне курдов, но руководство спецуправления[2] решило, что он им нужнее среди турецких курдов, а не выходцев из бывших республик Советского Союза. Тем более в батальоне давно и плодотворно работает агент российской разведки Шиван Авдалян.

С ним Мансур познакомился несколько лет назад в Москве на конспиративной квартире СВР. Юношу только прочили в нелегалы, но нельзя было упустить возможность лично познакомить его с агентом. Могло и не случиться больше такой оказии. А личный контакт очень пригодился бы в случае заброски Мансура именно в Ирак.

Авдалян рассказал ему тогда о жизни курдов в горных лагерях: детали быта, тонкости взаимоотношений, стиль общения. Разговаривали они на курманджи. Мансур догадался, что это был своего рода экзамен, который он успешно прошел, поскольку СВР продолжила его подготовку.

Сейчас ему почти двадцать один. Помимо курманджи он с рождения говорит на турецком языке, а теперь еще владеет арабским, английским и немного французским (изучил по упорному настоянию отца).

Мансур протянул руку и попытался оторвать листок от масксети, в ячейках которой виднелось ослепительно-голубое небо. Листок не поддался, а новый взрыв заставил инстинктивно отдернуть руку.

Злость на отца до сих пор не отпустила, хотя шел уже второй месяц жизни Мансура в лагере РПК в Ираке. Мысленный диалог с ним его изматывал. Зная наперед все доводы отца, Мансур приводил новые аргументы в свою пользу, заранее понимая, что они вызовут лишь усмешку и массу контраргументов, произнесенных монотонным хриплым голосом на турецком.