Развод в 37. Жизнь только начинается!

Дочка стоит перед зеркалом, расчесывает длинные тёмные волосы. На тумбочке ее телефон, включена какая-то музыка, и моя крошка подпевает. Она будто вся в этом моменте – двигает губами в такт, иногда закрывает глаза, немного покачивается. Я же стою у двери, наблюдаю. Сердце сжимается от нежности.

Сабина не замечает меня. Занята собой, своей маленькой вселенной, где нет забот и боли. Но вот музыка стихает. Выражение ее лица меняется. Дочь вдруг трогает своё отражение кончиками пальцев, смотрит на него с какой-то странной грустью. Ее губы дрожат, а из глаз медленно текут слёзы.

Я не двигаюсь. Я даже дышу тише. Хотя хочется рвануть к ней и спросить, что произошло.

Если я живу, если терплю, если остаюсь здесь, в этом гребаном доме, то только ради нее. Ради того, чтобы у нее был мир, стабильность, семья. Пусть и такая. Потому что я знаю: если уйду, если все разрушу, она будет страдать. А ее слезы – единственное, чего я боюсь больше всего в этой жизни.

– Мама! Мамочка, – вдруг произносит дочь и начинает плакать громче. Сначала мне кажется, что она заметила меня. Но потом понимаю, что нет. Она не сдвигается с места.

Сабина шмыгает носом, потом касается подбородка. Проводит по лбу.

– Мамочка, давай сбежим отсюда. Пожалуйста.

Мое сердце разрывается на части.

– Сабина, солнышко! – Подбегаю к дочери. Она сразу же разворачивается и бросается ко мне в объятия. – Ты чего плачешь, родная?

Дочь заглядывает в мои глаза. Точно так же, как секунды назад касалась своего лица, сейчас трогает мое.

– Больше не болит, мам? Все? Не болит?

Она вчера стала свидетелем сцены, как муж избивает меня. Спрятавшись под диваном в гостиной, смотрела, зажав рот ладонью. Я заметила не сразу. Иначе не позволила бы.

– Не болит, родная. Все прошло. Тебе в школу пора, милая.

– А ты поедешь со мной?

– Поеду, конечно.

Замажу лицо макияжем и поеду. Синяков не будет видно. Отпустить дочь одну не могу. Не доверяю ни водителю, которого нанял муж, ни охране.

– А можно я сегодня останусь дома? – осторожно спрашивает Сабина.

– Нельзя. Тебе нужно учиться.

Она кивает, не спорит.

Феликс вряд ли поедет на работу, а я не хочу, чтобы дочь наблюдала за очередным концертом.

– Сегодня бабушка с дедушкой прилетят. Ты знала?

– Угу. Мне нужно ужин приготовить.

– Чтобы папа не разозлился, – продолжает она вместо меня, а потом поджимает губы.

Сабине девять лет. Она очень умная, догадливая девочка. Но в то же время трусливая. Она может упасть в обморок, услышав чей-нибудь крик. Да, это травма. С самого детства ее отец орет даже на пустом месте…

– Больше не плачь, ладно?

– Хорошо, – кивает и быстро вытирает лицо маленькими пальчиками. – Больше не буду.

И снова этот взгляд, полный боли…

Мы одеваемся. Заплетаю дочери косички, а потом принимаюсь за макияж. Не успеваю закончить, дверь распахивается. Феликс заходит в комнату, смотрит на дочь, потом на меня.

– Куда это мы наряжаемся?

Сабина прижимается к моему боку.

– Дочку нужно отвезти в школу.

– Сам подвезу. Смывай с лица это говно и иди готовить ужин. Вечером родители приедут. И не смей ничего лишнего сказать при них, ясно?

– Кто Сабину отвезет?

– Не твое дело.

– Она выросла, Феликс. Я не хочу, чтобы Сабину отвозил кто-то левый…

– Это не тебе решать.

Знаю, напрашиваюсь. Муж терпеть не может, когда я с ним спорю. Но тут речь о дочери.