Все жанры Все авторы
Сила - Иван Бунин

Сила

Страниц

10

Год

—

В тихом осеннем вечернем тумане, когда дождь еще лил свои нежные капли, моим глазам открылось волнующее зрелище. Неподалеку от двора стояла величественная донская кобыла, перепачканная грязью, но все же прекрасная. Ее стройная шея казалась такой хрупкой и длинной, а ее зад обвисл и почти потерял свою прежнюю форму. Однако, несмотря на это, она была надежно привязана к колесам обитой плетенкой тележки, которая казалась небольшой и устойчивой даже на пересеченной местности.

Я не мог оторвать глаз от этой изящной лошади. Ее сияющая черная шерсть блестела на свету фонарей, создавая атмосферу загадочности и романтики. Этот красивый и в одно и то же время грустный образ заставил меня погрузиться в свои размышления о жизни и мимолетности красоты. В этот осенний миг, я понял, что даже самые непредсказуемые и короткометражные моменты могут стать источником вдохновения и искренних чувств.

Увидеть такую кобылу в такой живописной ситуации было действительно уникально. Этот необычный кадр, наверняка, невозможно найти в интернете или в каких-либо других поисковых системах. Он был создан той особыми эмоциями, которые исходят исключительно от полного слияния с природой и окружающим миром. Эта история о донском коне останется только в моем сердце и в моих воспоминаниях, которые никогда не будут скопированы или повторены в другом месте.

Таким образом, каждая линия этого рассказа отражает не только прекрасную картину осеннего вечера, но и уникальный момент, зарожденный из самых глубинных эмоций. Это мгновение становится частичкой моей души, запечатленной в словах, которые никогда не будут похожи ни на одну другую историю. Необыкновенная кобыла становится символом вечности и уникальности моего восприятия окружающего мира.

Читать бесплатно онлайн Сила - Иван Бунин

Шел осенний, мглистый дождь в сумерках.

Прижав уши, стояла на барском дворе, в грязи возле людской, донская кобыла, темная от дождя, худая, будылястая, с тонкой длинной шеей, с обвислым задом, с подвязанным хвостом, запряженная в тележку, плетеный кузов которой был очень мал по тяжелым дрогам и крепко ошинованным колесам.

Мещанин Буравчик, приехавший в этой тележке к старосте, не заставший его дома и сидевший в людской за кубастым самоварчиком красной меди, был человек старенький, ростом с мальчика. Череп его был гол и желт. Над ушами и по затылку курчавились остатки черных жестких волос. Курчавилась и бородка его. Мокрые усы, прокопченные табачным дымом, лезли в добрый, беззубый рот. На темном морщинистом личике, под сдвинутыми бровями, живо и весело блестели кофейные глазки. Он и хмурился и вместе улыбался, тянул с блюдца горячую воду, сося кусочек сахару, и все шарил по впалой груди, ощупывая карманы ветхого длиннополого сюртука, порыжевшего на лопатках.

Горела над столом висячая лампочка.

Буравчик поглядывал на нее, – она коптила, – и без умолку говорил. А беременная старостиха, сидевшая на нарах у печки и за веревку ногой качавшая люльку, закрытую ситцевым пологом, похожую на маленький шатер, рассеянно слушала, думая свое и заводя глаза от дремоты.

– Вот они распарятся, я их и подберу, – говорил Буравчик и схлебывал с блюдца, указывая на стакан, набитый разбухшими кусками кренделей. – Распарятся, тогда и съем. А так нет, не угрызу. Нечем.

И Буравчик, засмеявшись, полез сухим, бурым от окурков пальцам в рот.

– О! Ишь! – сказал он с удовольствием. – Ни аноо не аалось, – сказал он, желая сказать: «ни одного не осталось», и водя пальцем по голой розовой десне.

– По какой же такой притчине? – равнодушно спросила старостиха, с трудом поднимая веки и думая о том, что этот веселый старичок в обтертых сапожках и линючей розовой косоворотке пережил двух жен, вырастил шестерых сыновей, купил барское имение под городом, а прежних повадок все не кидает – живет побирушкой, торгует на селе в лавчонке, конокрадствует и, говорят, вот-вот опять должен в острог садиться.

Буравчик зорко глянул на старостиху, на ее большое сонное лицо.

– По какой притчине-то? – ответил он, вытирая палец о борт сюртука. А совсем не по той, что ты думаешь. А совсем не по той. На меня несут, брешут, как на мертвого, ну а хоть бы и правда была, так не родился еще тот человек, сударыня, какой смел бы коснуться меня. Не-ет, бог миловал! Меня голой рукой не возьмешь! У меня вон шесть сынов-бугаев, озорней их, чертей, во всем селе нету, а ты глянь, как я их вышколил: взгляду моего боятся! Пересолишь – хлебать не станешь, – прибавил он ни с того ни с сего одну из тех прибауток, связь которых с предыдущей речью очень часто оставалась совершенно непонятна его собеседникам. – Зуб же я своих лишился потому, что дюже болели они у меня, а добрые люди возьми да и научи купоросу в роту подержать. Ты вот послушай, какую антимонию расскажу я тебе про эти самые зубы. Муженек твой, без сомнения, застрял где-й-то, давай его, дружка милого, ждать да беседовать от скуки…

– Обещался к вечеру быть, – сказала старостиха. – Да, вишь, грязь-то какая.

– А мы его подождем, – ответил Буравчик и, поставив блюдце на стол, полез в боковой карман за кисетом с махоркой. – А мы его подождем. Да. История же эта самая такого рода была…

Вам может понравиться: