Пушкинский дом - Андрей Битов

Пушкинский дом

Страниц

280

Год

“Пушкинский дом” Андрея Битова - это поистине уникальное произведение, которое получило множество почетных названий: классика постмодернизма, первый русский филологический роман, роман-музей и эпохальное творение. Написанный в 1964 году как первый антиучебник по литературе, этот роман долгое время был востребован и впервые был опубликован в США в 1978 году. Вскоре после этого он стал культовой книгой своего поколения и был переведен на множество языков мира.

Главный герой романа, Лев Одоевцев, является потомком славной фамилии и сам является филологом. В своей мысли он все время ассоциирует себя и окружающих с русской классикой. Однако времена и общество изменились непостижимо, и Леву никто не объяснил, как выживать в середине XX века в Петербурге. Между тем, его семья, друзья и женщины требуют от него принятия решений и совершения действий...

“И русская литература, и Петербург (Ленинград), и Россия - все они объединены в ПУШКИНСКИЙ ДОМ, в котором живет главный герой Андрея Битова. Он стал неотъемлемой частью этого дома, наполненного духом Пушкина" (Андрей Битов).

Каждая страница этого произведения пронизана невероятной глубиной и эмоциональностью, погружая нас в уникальную атмосферу прекрасного русского наследия. "Пушкинский дом" - это не просто роман, это настоящая памятка о том, что классика всегда жива и что мы можем находить в ней ответы на вечные вопросы о нашем месте в мире и о наших предназначениях. Это произведение, которое никого не оставит равнодушным, и оно заслуженно занимает одно из первых мест в истории русской литературы.

Читать бесплатно онлайн Пушкинский дом - Андрей Битов

© Битов А.Г., наследники

© Бондаренко А.Л., художественное оформление

© ООО “Издательство АСТ”

А вот то будет, что и нас не будет.

Пушкин, 1830
(Проект эпиграфа к “Повестям Белкина”)
Имя Пушкинского Дома
Академии наук!
Звук понятный и знакомый,
Не пустой для сердца звук!..
Блок, 1921

Что делать?

Пролог, или Глава, написанная позже остальных

Поутру 11 июля 1856 года прислуга одной из больших петербургских гостиниц у станции Московской железной дороги была в недоумении, отчасти даже в тревоге.

Н.Г. Чернышевский, 1863

Где-то, ближе к концу романа, мы уже пытались описать то чистое окно, тот ледяной небесный взор, что смотрел в упор и не мигая седьмого ноября на вышедшие на улицы толпы… Уже тогда казалось, что эта ясность недаром, что она чуть ли не вынуждена специальными самолетами, и еще в том смысле недаром, что за нее вскоре придется поплатиться.

И действительно, утро восьмого ноября 196… года более чем подтверждало такие предчувствия. Оно размывалось над вымершим городом и аморфно оплывало тяжкими языками старых петербургских домов, словно дома эти были написаны разбавленными чернилами, бледнеющими по мере рассвета. И пока утро дописывало это письмо, адресованное когда-то Петром “назло надменному соседу”, а теперь никому уже не адресованное и никого ни в чем не упрекающее, ничего не просящее, – на город упал ветер. Он упал так плоско и сверху, словно скатившись по некой плавной небесной кривизне, разогнавшись необыкновенно и легко и пришедшись к земле в касание. Он упал, как тот самый самолет, налетавшись… Словно самолет тот разросся, разбух, вчера летая, пожрал всех птиц, впитал в себя все прочие эскад-рильи и, ожирев металлом и цветом неба, рухнул на землю, еще пытаясь спланировать и сесть, рухнул в касание. На город спланировал плоский ветер, цвета самолета. Детское слово “Гастелло” – имя ветра.

Он коснулся улиц города, как посадочной полосы, еще подпрыгнул при столкновении где-то на стрелке Васильевского острова и дальше понесся сильно и бесшумно меж отсыревших домов, ровно по маршруту вчерашней демонстрации. Проверив таким образом безлюдье и пустоту, он вкатился на парадную площадь, и, подхватив на лету мелкую и широкую лужу, с разбегу шлепнул ею в игрушечную стенку вчерашних трибун, и, довольный получившимся звуком, влетел в революционную подворотню, и, снова оторвавшись от земли, взмыл широко и круто вверх, вверх… И если бы это было кино, то по пустой площади, одной из крупнейших в Европе, еще догонял бы его вчерашний потерянный детский “раскидайчик” и рассыпался бы, окончательно просырев, лопнул бы, обнаружив как бы изнанку жизни: тайное и жалостное свое строение из опилок… А ветер расправился, взмывая и торжествуя, высоко над городом повернул назад и стремительно помчался по свободе, чтобы снова спланировать на город где-то на Стрелке, описав нечто, нестеровскую петлю…

Так он утюжил город, а следом за ним, по лужам, мчался тяжелый курьерский дождь – по столь известным проспектами набережным, по взбухшей студенистой Неве со встречными рябеющими пятнами противотечений и разрозненными мостами; потом мы имеем в виду, как он раскачивал у берегов мертвые баржи и некий плот с копром… Плот терся о недобитые сваи, мочаля сырую древесину; напротив же стоял интересующий нас дом, небольшой дворец – ныне научное учреждение; в том доме на третьем этаже хлопало распахнутое и разбитое окно, и туда легко залетал и дождь, и ветер…