Мой мединститут периода застоя

Вот он, мой мединститут периода Застоя. Здание все то же, свежевыкрашенное все в тот же желтый цвет, как когда-то выкрашивали приюты для душевно больных и некоторые дома терпимости. Современные руководители стремятся сохранить снова вошедший в моду стиль «Совок», и даже алюминиевые двери, тупо вставленные в девяностых, поменяли на точно такие же, как были когда-то у нас, только новые. На корпусе – ни одной рекламы. Стоит, как музей, огороженный кованым забором, за которым шумит и тусуется бестолковая современность. Сегодня прозрачная железная калитка широко распахнута и встречает гостей. Нет! Мединститут встречает своих прежних хозяев, бывших студентов, выпускников 198… года. Сегодня нам 35 лет, и Вечер Встреч, который начинается в одиннадцать утра, обещает быть незабываемым.

На лавочках перед сводами нашей высшей школы уже собралась активно-инициативная группа: Мих (Витька Михеев) – наш общественный лидер, Гендон-Бидон (Генка Биденко) и Валька-Пулеметчица. Пулеметчицей ее прозвали после военки, когда она автомат Калашникова пулеметом назвала. Надо сказать, это погоняло ей подошло как нельзя кстати: она так стреляла глазами сразу по всем мужикам, что заставляло их спасаться бегством, а кто не успевал, становился ее неминуемой жертвой. Валька впивалась в нее с вампирической страстью, высасывала все, что можно было высосать – и нападала на следующую. Себя Валентина считала самой красивой девочкой курса, и никакие многочисленные аргументы не могли ее переубедить. А вообще, на нашем курсе не было самых красивых – ни девочек, ни мальчиков. У нас вообще был странный курс: он был не очень дружный, но очень работящий и, так сказать, очень пожилой: из шестисот студентов сразу со школьной скамьи поступили лишь сто двадцать шесть. А остальные были уже достаточно опытными, с производственным стажем и с подработками параллельно учебе: кто работал санитаром в морге, кто – медсестрами и медбратьями в различных больничных отделениях, кто по ночам разгружал вагоны и прочее. А на последнем, шестом, курсе работали почти все. Декан удивлялся и говорил: «Таких курсов у нас еще не было и, наверное, не будет». Он оказался прав. Это случилось потому, что наш курс был самым последним из настоящей советской медицинской школы. Уже следующий, после нас, шел по измененной на западный манер программе.

– О, наш актив пополнился еще одним членом! – воскликнул Мих в мой адрес. – И как там поживает наша отечественная «Скорая помощь»? Еще сохраняется старая традиция надоедливым бабкам колоть седуксен с лазиксом     (Ps.: успокаивающе-снотворное с мочегонным).

– Нет, Мих, – ответил я. – Теперь мы в таких случаях колем более серьезные препараты.

Витька Михеев не был большим лидером, пока мы учились. Он был веселым, как многие другие, общительным и очень боялся экзаменов. Когда перед дверями в страшные кабинеты, где сдавали экзамены. собиралась толпа ожидания и появлялся Витька (обычно в последних рядах), толпа переглядывалась и молча выстраивалась в живой коридорчик, чтобы освободить путь к забегу, потому что Витька уже зеленел. Потом он начинал бледнеть, потом краснеть – и, наконец, созревал и пулей летел в туалет. Никакие средства и даже психотерапия были не в силе – медвежья болезнь оставалась незыблемой. Девяностые для Витьки были действительно лихими: девять раз он воевал в Чечне в качестве медицинского военноначальника. Ранен не был. Но раненым помогал, особенно в качестве организатора квалифицированного обслуживания. Многих хоронил, долго лечился в психушке, полностью восстановился и стал, несмотря на маленький рост, крупной фигурой в организации здравоохранения. Этим он удовлетворил свой комплекс «Наполеона» и считал, что жизнь его почти удалась. Почти – потому что он все-таки хотел реально лечить людей, а не водить руками перед главврачами и спонсорами. Но он не мог: для этого требовалось систематически проходить повышение квалификации с соответствующими экзаменами в конце, а, несмотря на его боевые заслуги и могучую волю победителя, экзаменационный понос был по-прежнему непоколебим. А это в солидном возрасте и в солидной должности уже было не солидно.