Не знаю, чем можно помочь

Блестящие победы на конкурсах эссе, руководство школьной газетой, легкое поступление и стажировка в качестве младшего редактора в одном из старейших изданий города.

С детства мне твердили, что я должна стать звездой журналистики.

Робкие фантазии о том, что неплохо было бы стать адвокатом или актрисой (а лучше и тем, и другим) забились под клавиши призового ноутбука, где методично сплющивались от десятков тысяч набираемых мной знаков, а позже и вовсе превратились в точки, которые я не смогла ни найти, ни вытряхнуть на стол. Исчезли.

Не дури. Пиши. «Это отличная работа – сидеть дома и получать деньги за то, что ты просто умеешь хорошо писать!» – говорила моя мама-инженер.

И в самом деле. Не дурю. Ведь адвокат – бессмысленная профессия, «там нужно иметь много связей, иначе ничего не добьешься». Артистки в семье «одной хватает (кому хватает?), так что давай без этого». А в журналистике уже все получается, так что «не выдумывай». Или выдумывай побольше – если это от тебя просит редактор, «слушай там внимательнее, что говорят».

Сразу после окончания вуза я пришла работать в одно из крупнейших изданий города, где быстро подружилась с начальницей-редактором Лилией. .

Лиля была эффектной шатенкой с огромной копной волос и светлыми карими глазами, которые обладали странной особенностью: все, кто видел Лилю пару раз и плохо запомнил, считали, что они голубые. Она родилась на другом конце земли и благодаря динамичной профессии смогла переехать сразу после университета, о чем никогда не жалела. Изредка поддерживая вежливую коммуникацию с одноклассниками, она при этом не стремилась даже на неделю вернуться в родной город, оправдывая нежелание то отсутствием времени, то слишком дорогими билетами. Единственный раз, когда редакция решила оплатить ей полет туда за какие-то заслуги, она вернулась с диском, на который обычно записывают всякие виды города для туристов, магнитом и скверным настроением – успела поссориться со всеми, кого встретила.

За сорок лет, которые Лиля прожила на свете, она нажила огромную однушку в роскошном районе города, кучу итальянской мебели и глупого и злого кота, которого пыталась выставить очень глубокой личностью с особенным характером. Приписывать героям история качества, которые их не отличают, было обычным делом для Лили, но я считала это профессиональной деформацией. В ее-то годы – не шутка. Проживу я еще двадцать лет в журналистике – стану такой же.

Лиля мне очень нравилась. Она обладала специфической харизмой смелой одинокой женщины, бесстрашно ввязывалась в любые выяснения отношение и тусила. Ненавижу это слово. Тусила с интересными людьми.

Ее компании менялись каждый вечер и каждый вечер там был кто-то, кого мне стоило знать: артисты, ученые, музыканты, диджеи, наркоторговцы (для достоверности фактов в будущем материале, разумеется), школьные учителя, бизнесмены, лучшие врачи города и политики разных фракций. Моя телефонная книжка пополнялась каждый вечер. Моя голова разваливалась на части каждое утро после.

Основным материалом бронебойной лилиной коммуникации был алкоголь. Она мастерски орудовала им, знала все формулы и дозировки, разбиралась в коньяке и с закрытыми глазами могла выбрать лучший, понимала, как закусывать и как оставаться трезвой, подливая гостю в бокал все больше. Я смотрела на это завороженно, принимая расплату в виде похмелья как нечто само собой разумеющееся. Для меня алкоголь никогда не был чем-то табуированным или нежелательным: в моей семье никто и никогда серьезно не пил, поэтому в двух бутылках водки на столе я видела богемность, а не надвигающейся на меня беды.