Седьмая щелочь. Тексты и судьбы блокадных поэтов

Жанр: Литературоведение / Стихи и поэзия / Русская поэзия

Автор

Страниц

35

Год

2020

Необходимо отметить, что во время длительной блокады Ленинграда произошла значительная активизация литературного творчества, которое охватило различные жанры и направления. Местные писатели и поэты, несмотря на трудности и страдания, связанные с блокадным опытом, смогли осуществить огромную работу, направленную на передачу, осмысление и сохранение этого тяжелого периода истории.

Сегодня, восстанавливая и изучая эту литературную наследственность, мы сталкиваемся с проблемой создания уникального языка, способного донести сущность блокады и вызвать отклик у тех, кто не испытал ее непосредственно, но осознает важность сохранения этой памяти. Анализируя с творческой точки зрения произведения блокадных поэтов, мы можем видеть, как они стремились найти язык, который бы чувствовал боль жертв и одновременно удерживал в себе всю историю, стремясь совместить эти две взаимно далекие задачи.

В их стихах, рассказах и пьесах мы находим универсальный язык, способный достучаться до сердец каждого, кто читает эти произведения, а также мощную силу, способную перенести нас в то время и прочувствовать ужасы блокады и силу выживания. Благодаря этому языку мы удостоверяемся в постоянстве нашей истории и ее важности для каждого индивида и для всего общества в целом.

Читать бесплатно онлайн Седьмая щелочь. Тексты и судьбы блокадных поэтов - Полина Барскова

Стихотворения печатаются по изданиям

Зальцман П. Сигналы Страшного суда. М., 2011

Крандиевская Н. Грозовый венок. М., 1992

Тихонов Н. Собр. соч.: в 6 т. Т. 1. М.,1968

Рудаков С. Город Калинин // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1993 год. СПб, 1997

Гнедич Т. Страницы плена и страницы славы. СПб., 2008

Гор Г. Красная капля в снегу. Стихотворения 1942–1944 гг. М., 2012

Берггольц О. Избранные произведения. Л., 1983

Шишова З. Блокада. М.,1943 // Победа. Поэты о подвиге Ленинграда в Великой Отечественной войне. Л., 1970

На обложке рисунок Я. О. Рубанчика «Какой простор!» из дневника «Ленинград в дни Отечественной войны 1941–1942». 1943. Государственный музей истории Санкт-Петербурга

Вступление

Задачи и швы

«Отвращения у нас вызывают ваши слова и ваши дела», – гласила моя электронная почта в то утро, именно так, с мучительной «ошибкой», выдающей волнение, брезгливость, гнев. «Отвращение вызывает Ваше желание копаться в мертвых делах, в мертвых телах и в мертвом сраме, раскладывать их бесстыдно, безжалостно, как на столе у патологоанатома…»

Рука тянется немедленно снять с полки записки Владимира Гаршина[1], вдохновившего один из самых важных и невыносимых «учебных» и «научно-популярных» фильмов о XX веке, «Алиментарная дистрофия» (1943), прикрыться ими, как щитом, но нет, я попробую говорить о своих задачах прямо, пытаюсь всячески отличать взгляд и речь блокадного пережившего и выжившего от взгляда на блокаду пришедшего потом, извне.

В этом усилии различения заключается, вероятно, принципиальное для меня усилие настоящей работы: всегда отдавать себе отчет, что ты говоришь о том, чего не испытал, то есть знаешь только вчуже, с чужих трудных слов. В этом главный шов и главный вопрос: как разнятся и как соединяются, как связаны два эти языка – испытавшего и пытающегося узнать после; какое понимание, прикосновение языка опыта и языка вглядывания вчуже здесь вообще возможно?

Что я могла бы ответить на то горестное, возмущенное письмо? Прежде всего, прислушаться, принять (к сведению), включить в круг задач и вопросов, которыми здесь занимаюсь. Автора письма смутил мой способ внимания к блокадным текстам. Он вызвал желание отвернуться: от читающего текст? или от самого текста? от способа чтения?

Автор письма, сдается мне, уязвлен моим нежеланием объявлять блокадников совершенными, то есть завершенными, говорить о них, как водится, только хорошо, уязвлен моим желанием смотреть на них по возможности, насколько хватает умения, прямо: с восхищением, гневом, несогласием, с надеждой, с вызовом. На их непостижимую выносливость, невыносимый страх, бесчисленные компромиссы и фатальные ошибки. На их запредельную, несравненную человечность, как будто проявленную адским испытанием, той самой «седьмой щелочью».

Нежели смотреть как-то (вполне возможно: как-то не так), мне гораздо более бестактным, даже гибельным кажется не смотреть на них вообще и таким образом завершать их, отрицать их, погружать в забвение, отказываться, отворачиваться от них. Мне кажется, именно

Продолжить чтение

Вам может понравиться: