Последний сигнал

Сначала было небо. Сломанное.

Там, где когда-то крутились спутники, шли ленты связи, мигали маяки, – теперь висело глухое, мертвенное пространство. Никаких трасс, никакого движения. Только радиошум, да редкие блики солнечного ветра, прошивающего атмосферу, как старый нож – гнилую ткань.

Мир больше не разговаривает. 2147 год.

Сеть упала в сорок втором. Плазменные штормы, полярный скачок, каскадные сбои, после – ядерная зима и обрыв всех высоких каналов. Планета сжалась до своих локальных островков: анклавов, где уцелела хоть какая-то техника. Там и жили остатки цивилизации – среди ржавчины, пепла и архивов, которые никто уже не читал.

В одном из таких анклавов, на окраине бывшей Свердловской области, жил Артём Вересов.

Он проснулся в 4:11.

Как всегда – без причины. Без снов. Сухие веки, гул в ушах, сжатый живот. Мир за окном был сер. На горизонте – тень разрушенной ретрансляторной башни, на которую никто не смотрел. Ни смысла, ни связи. Только привычка.

Он заварил растворимый кофе из двадцатилетней партии. Убедился, что станции работают. Локальная сеть – стабильна. Питание – на 82 процента.

На всякий случай. Он всегда так делал.Расселся у консоли, включил приёмник.

И в этот раз – что-то было.

Пульс. Нечёткий, почти хриплый импульс. Регулярный. Не белый шум. Не фоновая наводка.

Пульс, как дыхание.

Он наклонился ближе, медленно убавляя уровень чувствительности. Импульс не пропадал. Напротив – выстраивался. С интервалами. Повторами. Частота старая, закрытая. Но не военная. Не враждебная. Слишком аккуратная. Слишком человеческая.

Он замер. И в этот момент – вспомнил. Тот, с которого началось падение.VIRA-13. Тот самый запуск.

– Что у тебя с лицом? – послышался голос из-за спины.

Макс. Приехал на неделю раньше. Как всегда – без предупреждения. Вошёл в помещение, как будто это его квартира, а не бункер на окраине забвения.

– Ты будто мышей ел. Или услышал что-то страшнее прогноза по радиации.

Артём не обернулся.

– Я что-то поймал.

– Ну хоть не грибок. Что?

– Сигнал. С Зоны.

Макс остановился.

– С какой Зоны? Ты же не подключён к внешнему сектору.

– Это вшито в эфир. Как остаточная частота. Но – живая.

Он развернул спектральный анализ. На экране – пульсация. Ровная. Прямая. Почти… намеренная.

Макс всмотрелся.

– Искусственно. Не природный шум.

– Я знаю.

– И ты думаешь – это…

– Да.

Макс сел рядом. Тяжело выдохнул.

– Чёрт, Артём. Мы же тогда похоронили это. Всю линию. VIRA, антенны, трассы. Ты сам говорил, что всё это было ошибкой. Твоей.

Артём молчал.

Его взгляд был прикован к экрану. К этому одному пульсирующему штриху – в море тишины.

– Может, – наконец произнёс он, – это она и есть. Ошибка, которая решила ответить.

Макс ушёл спать, бурча что-то про паранойю и деградацию.Он остался один.

Глядя в экран, как в зеркало прошлого.А Артём так и сидел. Перед консолью.

Как будто спрашивал. Сигнал не исчезал. Он ждал.

– Ты ещё здесь?

Артём прошептал:

– Да.

Но сам не знал – кому он это сказал.

Сигнал не исчез. Наоборот – он выравнивался. Становился точнее. Стал ритмом. Не таким, как у машин. Не как у синтезированных опросных пингов. Он бился – как пульс. Почти сердечный, почти живой.

Артём провёл спектральную сегментацию – трижды. Пик был в пределах старой медико-диагностической частоты, когда биообратная связь ещё считалась важной. И каждый раз пик совпадал с ударом его собственного сердца.