Рассказ из стеклянной банки

Утро. Девять уже. Сейчас посыплется! Нет, опаздывает. Ага, как я мечтал. Соленые хлопья с миндальным вкусом. Мазила! Не сыпь мимо. Надо как-то с тобой пожёстче, моя любимая крошка Лоли. Насчёт любимой она, конечно, не догадывается. Зачем ей радоваться раньше срока? Вселять надежду и всякое такое… Так что покапризничаю еще. Как там? Три раза постучать по банке ногой. Знак – хочу сладкого. Ага! Посыпались медовые.

***

Я первый не кусачий человек. Ну как не кусачий? Иногда, когда Лоли достаёт меня из банки, чтобы помыть, переодеть, поменять интерьер. Признаюсь, позволяю себе лишнего. Моё тщедушное тельце вальяжно раскинулось на податливые, похотливые кусочки и нагло нежится в ее теплых, ароматных ладонях. С наслаждением покусываю ее неоновые щупальцы. Не могу сдержаться. Особенно когда она своим ленточным язычком, острым, как моя коленка, вибрирует и щекочет сокровенные места. Я хохочу и сильно возбуждаюсь. Это её забавляет, и Лоли из ярко-сиреневого мерцает красными бликами. Я не знаю точно, сколько весит моя крошка. В высоту она достаёт до купола лаборатории. А проверяющие самцы часто цепляют головой панели освещения. Ещё у неё длинные и выразительные прорези глаз. В отличие от начальственных гигантов. Я совсем не умею говорить на их цифровом наречии. Они общаются сенсорно, присасываясь к лицу друг друга щупальцами. Бывает – недолго, а иногда так и хочется запустить в них тапок. Жаль, не допрыгнуть до горлышка банки. Моя обувь для них – соринка. Лоли меняется, когда щупальцы проверяющих присасываются к её лбу. Лицо темнеет, как мой баночный игровой экран. А узкие щели глаз, наоборот, исходят лазером во все стороны. Так же ярко и навязчиво, как купольные своды нашего громоздкого помещения. Тогда по её родному изображению проносятся мелкие закорючки. Кодированные знаки их общения пробегают многочисленными стадами кудрявых барашков. Ха-ха-ха, барашков! Что? Где я мог их видеть? Иногда поток моего сознания выдаёт мне образы, не отмеченные в баночной жизни. Осознаю, что в мозг загружена программа мышления. Предполагаю, что информация там строго дозирована. Поскольку Лоли называет меня человеком. Ну, как называет! Нет, мы общаемся жестами, знаками. За пять лет баночной жизни мы друг друга прекрасно понимаем. Я её чувствую, когда она выплёскивает на меня свой язычок из ямки в левой щеке. Тело у неё длиннющее, как мясные трубки, тянущиеся ко мне во время обеда. По бокам гибкого туловища две руки. Вместо пальцев, как у меня, по шесть щупалец на каждой. Коротких и невыносимо нежных. По крайней мере, такие у моей Лоли.

***

Я не помню себя маленьким. Очнулся пять лет назад и живу, очень даже неплохо. Напичканный необходимой дозированной информацией и вкусной едой. Экран у меня никто не отнимает, и мне легко и привольно. Воспоминания мои возникают непредсказуемо и отрывочно. А жизнь в банке мне нравится. Лоли редко отлучается и всегда со мной. Других «человеков» я пока не видел. Лоли донесла до меня информацию о том, что мне подобных полно в соседних лабораториях. Они все кусачие и неручные. А я ручной, и за это её хвалит начальство.

***

Да, я навсегда приручённый. Будь уверена, моя неоновая мечта. А говорю я вполне прилично. Главное, со мной всегда согласен единственный собеседник. Собственное эхо, свободно летающее по периметру стеклянной моей обители. Иногда, отталкиваясь от прозрачных стен, дружище задиристо искажает мои слова. Но я прощаю все провокации баночному пересмешнику. Ведь я провожу в его компании всё время. Да, забыл. Еще я часто развлекаюсь с преданным и послушным «собаночником» – персональным экраном. Который следует за мной по первому желанию, как привязанный. Виртуальные игры создают объёмные баталии, и дружок Эхо обиженно замолкает, уступая неведомым звукам и грохоту. Хаос и безумная какофония иногда заставляют Лоли резко отключать купольный свет лаборатории и понуждать меня готовиться ко сну раньше обычного. Но экран она ни разу не забрала. Да, вот такая тактичная моя сиреневая крошка.