От Сталина до Горбачева. Воспоминания хирурга о власти в СССР

Автор

Страниц

70

Год

—

Николай Михайлович Амосов, выдающийся хирург, чьи исключительные навыки помогли ему провести неповторимые операции на сердце, завоевал мировое признание. Однако, помимо того, что он был мастером своего дела, Амосов также проявлял активность в сфере общественной деятельности. Его огромный вклад в жизнь Советского Союза был подчеркнут его долголетним участием в Верховном Совете СССР, где ему довелось лично знакомиться с высокопоставленными советскими лидерами, включая Леонида Брежнева и Михаила Горбачева.

В своих уникальных воспоминаниях, Н.М. Амосов не только подробно рассказывает о своей профессиональной деятельности и столкновениях с мировой медициной, но также даёт субъективную оценку времени правления Иосифа Сталина, Брежнева эпохи и периода Горбачевских реформ. Он непринужденно размышляет о сущности советской системы и делится своим экспертным мнением, объясняя, почему она в конечном итоге развалилась.

Будучи своеобразным свидетелем и участником великих событий, Амосов сумел создать уникальные научные исследования и приложить свои усилия для прогресса медицины. Его жизнь насыщена фактами и достижениями, которые делают его воспоминания не только интересными для медицинских специалистов, но и ценными для историков, иосифоведов и всех любителей качественной литературы.

Прочитав эти уникальные воспоминания, мы погрузимся в исторический путь, пройденный не только самим Амосовым, но и всем советским народом. Это удивительное путешествие через годы, полное воспоминаний о мужестве, сострадании и вере в лучшее будущее. Если вы ищете исторический и литературный шедевр, то книга Н.М. Амосова обязательно станет его незаменимой частью.

Читать бесплатно онлайн От Сталина до Горбачева. Воспоминания хирурга о власти в СССР - Николай Амосов

Детство, отрочество, юность

(из книги «Голоса времен»)

Мама

Отец нас оставил, поэтому вся семья для меня была в маме. Самый идеальный человек на всю жизнь.

Родина мамы – север Вологодской области, деревня Суворово, 20 домов, «Медвежий угол» – буквально! Охота на белку, на лис, на медведей.

Дед имел крепкое хозяйство. В семье было пять сынов и две дочери. Дядя Павел – чекист с 18-го года, дослужился до генерала, арестован, расстрелян в 1937. Тетка Евгения – колхозница, посажена «за колоски», умерла в тюремной больнице. Слыхал, что еще двух дядей убили под Сталинградом.

Мама была старшей – о ней главный рассказ.

Мама родилась в 1884 году. Умная девочка. Читала книжки. Но согрешила. Родила девочку, назвали Марией. По тому времени – позор. Замуж не возьмут.

Дед решил учить дочку. Отвез в Кириллов, нашли учителя: сдала экстерном за четыре класса гимназии.

Школа повивальных бабок в Петербурге – акушерка. Жизнь в столице: очень бедно, но интересно. В Питере мама стала, скажем так, «средне интеллигентным» человеком. И даже атеисткой.

В 1909 году земство дало ей место акушерки на фельдшерском пункте в село Ольхово, 25 км от Череповца. Тут она и закончила свою жизнь – профессиональную и физическую. «Кирилловной» ее звали во всей округе.

Через три года вышла замуж за Мишу Амосова, в большую семью, против воли свекрови. Об этом я расскажу позднее.

В ранних двадцатых годах «аптека», как звали крестьяне медпункт, со слов мамы, оставалась такой же, как и при земстве.

Всегда было три комнаты: ожидальня, приемная, где фельдшер или акушерка вели прием больных, и сама аптека – шкафы с лекарствами, стол с аптечной кухней для приготовления лекарств. Аптекой ведала мама.

Медпункт обслуживал десять-двенадцать деревень и сел в радиусе десяти километров – шесть-семь тысяч жителей. Ближайший врач в Череповце.

Воспоминание раннего детства: перед медпунктом десяток саней и разномастные лошади, жующие сено из передка. Полная ожидальня мужиков, баб, детей – в армяках, полушубках, платках, тулупах. В лаптях, в валенках.

Главная работа акушерки – принимать роды на дому, от 100 до 150 родов в год. Две трети из них – в других деревнях, иногда за 8–10 километров.

Помню такие сцены. Ночью стук в дверь. Мама встает, зажигает лампу, накидывает платье, открывает дверь в сени. Слышу разговоры примерно такие:

– Кирилловна! Марья родит. Поедем, бога ради!

Мужика впускают в избу, он приносит запах мороза и сена. Усаживают на кухне. Дальнейший разговор: какая Марья, давно ли «схватило», которые роды, приходила ли на осмотр.

Мама уже оделась, бабушка тоже встала, крестится на икону. Я лежу, вида не подаю, что не сплю. Прощальные поцелуи у нас не приняты.

– На, неси ящик.

Был такой особый ящик для акушерских принадлежностей. Довольно тяжелый – много всего с собой брала: в некоторых избах было грязно.

Мужик забирает ящик, мама надевает тулуп, и они отправляются в ночь. Вот скрипнула калитка, у нее был особый скрип, до сих пор не забыл.

Бабушка тушит лампу, забирается на печку, зевает, шепчет молитву.

Все замолкает, и я засыпаю.

Утром мой первый вопрос:

– Мамы нет?

– Больно скоро хочешь. Туда шесть верст, небось снегу намело. Слышь, воет в трубе.

Я слушаю, и мне видится метель: дороги нет, и лошадь, и мужика, и маму занесло снегом.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: