О чем мы промолчали

1. Пролог

Алёна. Шесть лет назад.

Паша выкрутил руль до предела, и машина, быстрая и послушная, резко свернула на оживлённую трассу, без особого труда встраиваясь в плотный поток. Я сидела, вжавшись в пассажирское сидение, и расширившимися глазами вглядывалась в профиль водителя. Чувственные губы плотно сжаты, сквозь легкую щетину на скулах проступали желваки, руки вцепились в руль, да так крепко, что костяшки пальцев побелели.

От него шумными волнами исходила ярость; она заполнила собой всё пространство автомобиля, и я ощущала на себе её цепкие объятия, мешающие нормально дышать. Я ещё не видела его в таком состоянии, и этот Паша, что сидел сейчас рядом, до дрожи в коленях пугал меня.

Я молчала, покусывая губы. А что я могла сказать? Сказать, что он не так всё понял? Сказать, что мы просто работали вместе над газетой? Так банально, да и бесполезно к тому же. Этому ненормальному, вбившему себе в голову очередную безумную мысль, трудно было что-то объяснить. Особенно в его нынешнем состоянии.

Я глубоко вдохнула, сцепив руки на коленях. Зачем он вообще приехал в университет? Он ведь знал, что я собираюсь задержаться! Светлана Валерьевна просила доделать студенческую газету к понедельнику.

Я бросила на него осторожный взгляд из-под полуопущенных ресниц, но лицо Паши ничуть не поменялось; оно оставалось таким же напряжённым, вынуждая меня отвернуться. За окном, перемигиваясь, светились огни ночного города, а по пейзажу, что мелькал перед глазами, я поняла, мы едем не ко мне домой.

-Куда мы едем, Паш? – нарушила я звенящую тишину салона.

Он промолчал, плотнее сжав челюсти, и вдавил педаль газа в пол.

Я вновь посмотрела на него. Неужели он так и собирается молчать? Вот упрямый осёл!

Остаток пути мы проехали в полной тишине. Через некоторое время он въехал во двор, где громоздились высотки, и заглушил двигатель. Мы приехали к нему домой.

Паша выбрался из машины, и, обойдя её, открыл дверь с моей стороны. У меня появилось дикое желание остаться на месте, но…

Я едва не фыркнула. Ну что за ребячество? Я не собиралась уподобляться Беляеву, и поэтому вышла. Мои белые кроссовки чётко вырисовывались на фоне тёмного асфальта, пока я шла к подъезду.

Не произнося ни слова, мы поднялись на пятнадцатый этаж. Его квартира, просторная и уютная, встретила нас тишиной и полумраком. Щёлкнул выключатель, и в глаза ударил верхний свет, яркий и слепящий, на время дезориентировав меня.

Воспользовавшись моим замешательством, Паша притянул меня к себе, и сжал в кольце своих сильных рук. Его горячее дыхание коснулось моего лица.

-Какого чёрта этот мудак ошивался там рядом с тобой? – в его голосе я слышала едва сдерживаемый гнев.

Я сразу поняла, о ком он говорит. Мне захотелось рассмеяться, но Паша сейчас был чертовски взвинчен, и провоцировать его ещё больше, пожалуй, не самая лучшая идея. Вместо этого, я положила свои ладони ему на плечи, ощутив, как под пальцами перекатываются упругие мышцы.

-Потому что он работает вместе со мной над студенческой газетой, - попыталась объяснить я самым спокойным голосом, на который была способна, но, кажется, он совершенно не хотел меня слушать.

Он сильнее прижал меня к своему телу, буквально впечатав в стальные мышцы. Его запах, терпкий и волнующий, сразу проник мне под кожу, и дышать стало тяжелее. Я крепче схватилась за его плечи, боясь потерять равновесие, голова закружилась от желания. Вот глупая! Мне бы разозлиться за его необоснованную ревность, а я таяла, словно эскимо под летним солнцем. Ну почему, почему он так действует на меня?