Двойное экспресо

Мустафа был сыном иранского посла. Мы познакомились в колледже. Волосы на лице в 16 лет, прямо скажем, растут хуёво, но Мусик старался как мог: он скупал всё, что предлагал ему гугл, лондонские магазины косметики и доктора. Он говорил, что борода – это мудрость и честь. Мусик хотел быть похожим на папу во всём. В отличие от его ленивых арабских друзей он задрачивался над учёбой, редко пил, не курил траву и не нюхал кокс иранскими коврами. «Нюхать кокс иранскими коврами» – это когда ты повторяешь весь орнамент ковра коксом поверх. Сразу скажу, занятие не из простых и требует определённой подготовки. Я как-то пришёл на одну из таких вечеринок – боже, как быстро я говорил и двигался.

Короче, однажды мы поехали в Лондон и я познакомил Мусика с Игорем. То, что это было ошибкой, стало понятно уже через полчаса, когда Мустафа начал целовать всех женщин, которых встречал на своём пути, – причём неважно, насколько они хотели или были заняты. Игорёк был хорошим парнем, но ему ошибочно казалось, что подсыпать экстази в напитки – это забавно. Мусик хапнул водку с димычем[1], да так, что забыл про вековые традиции. Я водил его за руку, кормил лаймом и растанцовывал как мог, но потом ушёл пописать, и Мусик таки вписался – влюбился, поддался, зажёг. Тот случай, когда ты вроде горячий араб, но совсем ничего не знаешь про чеченцев. Тот случай, когда ты зажимаешь чеченскую девушку на глазах чеченского жениха, брата и такой пиздабратии, что если б они решили провозгласить этот клуб частью республики, не в обиду лондонской полиции, но без армии бы не обошлось. Я тогда даже своему другу Ахмеду позвонил, коренному лондонскому чеченцу, мол, так и так. И как вообще? «Мы недавно бабушку хоронили, есть неплохой гробовщик», – решил приободрить меня Ахмед. «Ну, может, деньгами как-то?» – не терял надежды я. «Деньгами будешь перед бабами в стрип-клубе крутить. Собирай всех, кого знаешь в Лондоне, и по возможности из соседних городов», – посоветовал Ахмед и пообещал через полчасика подъехать сам.

В общем, это был Лондон, и поэтому диалог всё-таки состоялся. Ну, после того как Мустафа и его челюсть пришли в сознание. Меня, Игоря и Мустафу вынесли под руки из клуба и плотно окружили в переулке. Говорить с Ахмедом по телефону они не стали, да и сам он сказал, что это гиблое дело. Короче, срать хотелось очень. Срать и жить. На удивление всему пиздецу, который предстоял, Мусик выглядел бодро и жизнеутверждающе. Он достал упаковку жвачки, аккуратно вскрыл и предложил новым друзьям. Причём не так, чтобы дрожащими руками да ссыкливыми глазами в попытках уладить ситуацию, а так, мол: «Парни, жвачку будете? Арбузная, м?» Чисто по-братски. Жених пристально посмотрел ему в глаза и взял. Мусик протянул остальным и, похлопав карман, сказал, что есть ещё и не надо стесняться. Зажевав арбузной, он объявил жениху, что мы не при делах и что хотел бы поговорить с ним и его братом наедине, если это возможно. Уж не знаю, как он определил в таком состоянии, кто есть кто, но хрен их пойми – Восток. Стоя в оцеплении, в мою голову тогда лезло всего пять мыслей. Первая – Мусик всё ещё под кайфом и лишь бы не напиздел лишнего, иначе потом даже национальная гвардия не спасёт. Вторая – где эта чёртова национальная гвардия? В том плане, что они же где-то базируются. Третья – я впервые думал о ментах как о чём-то прекрасном. Четвёртая – меня начало сушить, и надо было тоже взять у Мусика жвачку. Ну и пятая – вот если пронесёт, бляха, если буду жить, господи, ну прости. Пожалуйста! Я просто хочу жить. Не буду с родителями спорить, господи, я так сильно их люблю. Учиться буду, пойду в спортзал, и на хуй все тусовки – шансы на жизнь были малы, поэтому чего б не наобещать.