Договор с демоном Бездны

Каждый удар осадного орудия Железного Легиона отдавался в самых костях Элариса, заставляя вибрировать вековой мрамор и роняя пыль с потолочных фресок. Глухие, раскатистые толчки были похожи на сердцебиение умирающего гиганта – редкое, тяжелое, предвещающее конец. В тронном зале, где свет едва пробивался сквозь высокие стрельчатые окна, изображавшие триумфы ее предков, принцесса Ариадна стояла за спинкой отцовского трона и чувствовала эту вибрацию кончиками пальцев. Холод резного дерева казался единственной реальной вещью в этом мире тонущих теней и угасающих надежд.

Ее отец, король Теоден, выглядел меньше самого себя. Болезнь и война источили его, оставив лишь хрупкую оболочку, задрапированную в тяжелый королевский бархат. Он слушал доклад генерала Крессиана, и его пергаментное лицо не выражало ничего, кроме бездонной усталости. Генерал, мужчина, высеченный из скал и закаленный в десятках битв, говорил ровным, лишенным эмоций голосом, и эта ровность была страшнее любого крика.

– …Третий бастион пал на рассвете, Ваше Величество. Потери составили семьдесят процентов личного состава. Мы отступили к Внутреннему кольцу. Запасы арбалетных болтов иссякнут через три дня. Провизии для гарнизона хватит на неделю, для города – немногим больше. Генерал Вульф сжимает кольцо. Его саперы уже подбираются к Западным воротам. Это вопрос времени.

Когда генерал умолк, тишина в зале стала плотной, вязкой, словно впитавшей в себя все невысказанные слова о разгроме. Ариадна смотрела на собравшийся военный совет – на серые лица ветеранов, на потухшие глаза, в которых больше не было ни огня, ни ярости, лишь пепел смирения. Они были сломлены. Не сталью Нордхейма, но математикой войны, неумолимой логикой цифр, которые складывались в одно-единственное слово: «поражение».

– Что вы предлагаете, Крессиан? – голос короля был слаб, как шелест сухих листьев.

Генерал на мгновение замялся, его взгляд скользнул по Ариадне. – Прорыв. Собрать все, что у нас осталось, гвардию, ополчение… и попытаться прорвать блокаду на севере. Шансы… невелики. Но это лучше, чем ждать конца в этой каменной мышеловке.

«Шансы невелики», – мысленно повторила Ариадна. Это был эвфемизм для слова «самоубийство». Она видела этот план в их глазах – последний отчаянный жест, героическая бойня, которая войдет в анналы как доблестный конец династии Элариев. Они хотели красиво умереть. А она хотела жить. Не ради себя – ради этих молчаливых теней на улицах Элариса, ради детей, чьи глаза были слишком старыми для их лет.

Король Теоден медленно кивнул, словно вес короны внезапно стал невыносим. – Готовьте…

– Нет, – голос Ариадны прозвучал неожиданно твердо и чисто в гнетущей тишине. Генералы вздрогнули и обернулись. Ее отец поднял на нее удивленный взгляд.

Она вышла из-за трона, ее белое платье было единственным светлым пятном в этом сумраке. Она чувствовала себя хрупкой, почти прозрачной под их тяжелыми взглядами, но внутри нее страх давно уступил место чему-то иному – холодному, острому, как осколок льда.

– Прорыв – это агония, растянутая во времени, – сказала она, обращаясь не столько к ним, сколько к самой себе, утверждая мысль, которая зрела в ней уже много бессонных ночей. – Мы поведем на смерть остатки армии, и город падет через день. Мы должны выиграть время. Не часы. Недели.