Черный ящик

Октябрь 1988

Машинный зал дышал холодом и сталью. Низкий гул ЭВМ ЕС-1035 – заполнял пространство, как сердцебиение механического зверя. Рядом жужжали дисководы, их ритм сливался с сухим треском барабанного принтера, выплевывающего строчки данных. Кондиционеры гнали ледяной воздух, пропахший нагретой пылью электроники. Храм логики. Чистый. Непогрешимый.

Алексей Сорокин откинулся на стуле, скрип которого разрезал монотонную тишину. Перед ним – громада ЕС-1035, серая, как пасмурное небо над Владивостоком. Красные и зеленые лампочки мигали, словно подмигивая ему в сговоре.

На экране монитора застыла строка:

>> RUN COMPLETE. OUTPUT READY

Победа. Он потянулся к принтеру – тяжеловесному монстру, что гудел рядом, как дремлющий дракон. Бумага выходила теплой. Отчет. Расчет раскряжевки хлыстов для Леспромхоза №7. Колонки цифр, проценты выхода делового леса, коэффициенты использования сырья. Чистая логика, острая, как лезвие бритвы.

Его палец скользнул по итоговой строке: 12 843 рубля 75 копеек экономии в год. Для «Приморсклеспрома» – мелочь. Для него – трофей. Доказательство, что он, Алексей Сорокин, не просто техник, а укротитель хаоса. Программист. Человек, который заставляет цифры петь.

Он взял эмалированную кружку. Чай давно остыл, горчил на языке. Взгляд упал на календарь, прибитый к стене. Октябрь 1988. План на IV квартал выполнен на 102%. Над календарем – выцветший лозунг: «Пятилетку – в четыре года!» Буквы казались усталыми, как будто знали, что их время истекает.

Пять лет назад. ДВГУ. Аудитория

Прохлада класса. Скрип мела, резкий, как выстрел в тишине. Профессор Лебедев, сухой, как осенний лист, выводил уравнение состояния идеального газа:

PV = νRT.

Для других – просто символы. Для Алексея – танец молекул. Невидимых, яростных, сталкивающихся в хаотичной пляске. Давление – миллиарды крошечных ударов. Хаос, подчиненный законам.

Он видел его, чувствовал, как формула Максвелла —

f(v) = √(m/2πkT)³ * 4πv² * exp(-mv²/2kT) —

укрощает этот хаос, превращая его в порядок. Красота. Абсолютная. Как код, который он позже будет писать, заставляя машины подчиняться его воле.

Визг тормозов за окном вырвал его из воспоминаний. Резкий. Реальный. Словно нож, полоснувший по нервам. Алексей нахмурился, отложил отчет и шагнул к окну. Сумерки уже накрыли заводской двор, окрашивая его в серо-синий полумрак. Серый «Урал» въехал во двор, его фары выхватывали куски асфальта. Мужики в ватниках, с лицами, землистыми от усталости, сгружали ящики. Запчасти? Детали для станков? Один ящик сорвался, с глухим ударом рухнул на землю. Не разбился, но трещина змеей поползла по дереву. Старший по приемке рявкнул, махнул рукой – тащите, мол, неважно. Рабочие переглянулись, подхватили ящик и потащили дальше.

Алексей прищурился. Неэффективность. Мелочь, но она резала глаз, как ошибка в коде. Трещина в системе, которую он так старательно выстраивал.

Он вернулся к столу, взял перфокарту – жесткий прямоугольник картона, усеянный аккуратными дырочками. Код. Его оружие. Инструкции для стального мозга машины. Он вставил карту в стопку для следующего задания: оптимизация маршрутов лесовозов на ноябрь. Сокращение холостых пробегов. Экономия топлива. Его работа делала «Приморсклеспром» чуть лучше, чуть ближе к идеалу.