Тревоги души - Семен Юшкевич

Тревоги души

Страниц

10

Год

2011

«С раннего утра небо окуталось темными облаками, грозно нависая над нашими головами. Вся природа молчала, словно ожидая, что произойдет. Дождь, так долго просиживавшийся в облаках, не смог устоять и наконец-то излился в полных потоках. Безветрие только усиливало мрачную атмосферу. Утро в детской комнате превратилось в настоящую тьму, где даже яркий свет не мог проникнуть. Углы комнаты удивительным образом превратились в глубокий синий оттенок, от которого казалось, что в них притаились какие-то таинственные тени. И по этому синему фону неподвижно ползали и слабо летали больные мухи. В центре комнаты стоял Коля, волшебник с магической палочкой в руке, рядом со стенной картой, украшенной моими красочными рисунками. Его голос звучал монотонно и непрерывно, как будто он произносил заклинание…»

[Добавленная информация: Ненавязчивый свисток ветра за окном придавал особый шарм этому мрачному утру. Изредка раздающиеся громкие раскаты грома напоминали о силе природы, чье настроение так легко могло измениться. В детской, наполненной грозными оттенками, наступивший дождь превратился в элемент загадки и волшебства, заставляя нас ощущать себя героями в сказке. Стена, покрытая красивыми рисунками, раскрывала перед нами невероятные приключения и мир фантазий, которые мы могли сами придумать и оживить благодаря нашему воображению. Коля, с палочкой в руке, как настоящий маг, олицетворял загадочность этого утра, подарившего нам много волшебного волнения.]

Читать бесплатно онлайн Тревоги души - Семен Юшкевич

Прошло несколько дней. Я становился спокойнее. Стёпа сообщил нам, что Странный Мальчик начал поправляться, и посещение само собой отодвинулось на некоторое время, тем более, что Сергей и Настя гостили у тётки в городе.

В этот важный и памятный день погода выдалась мокрая, и мать, по обыкновению, не выпускала нас из дому. С утра начался дождь, и напрасно я умолял небо сжалиться над нами. Тучи были толстые, свинцовые, рыхлые, и не могли не пролиться. Ветра не было. В детской, несмотря на утро, держалась темнота. Углы казались синими от теней, и в синеве этой ползали и слабо перелетали больные мухи. Коля с палочкой в руке, похожий на волшебника, стоял подле стенной карты, изукрашенной по краям моими рисунками, и говорил однообразным голосом:

– Ява, Суматра, Борнео, Целебес; Ява, Суматра… – и то тыкал палочкой в карту, то вертел ею, очерчивая круги на стене.

Я зубрил «Лжеца» и каждый раз, забыв начало, с досадой и передразнивая самого себя, повторял:

– Из дальних странствий возвратясь – чтобы ты не возвратился, не возвратился…

– Дзз, дзз, – жужжал дождь, постукивая в коридорные стёкла.

Из столовой шёл голос матери, сердившейся на Машу, и Маша громко плакала и оправдывалась в какой-то вине.

– Опять мама мучает Машу, – вдруг произнёс Коля, повернувшись ко мне. – Каждый день одни и те же придирки. А Маша всегда выходит правой.

– Надоело, – зевая ответил я, и опять продолжал, не глядя в книгу. – Однажды возвратясь из странствий, – ах, чёрт, опять не так. Когда же я, наконец, выучу это проклятое начало?

– Ты не зевай, а слушай, когда тебе говорят, – рассердился Коля. – Мама мучает Машу напрасно. И я говорю, что это нехорошо.

– Какое нам дело, – с досадой возразил я, глядя в книжку. – Маша служит, и мама всё может с ней делать. Маша – горничная…

– Нет, не может… Маша – человек. А человека нельзя мучить. Сергей из себя выходил, когда слышал плач Маши, и сердито ругался. Мне было за маму стыдно.

– А что говорил Сергей? – заинтересовавшись, спросил я.

– Суматра, Ява, Борнео, – раздался однообразный голос, и палочка снова заходила у него в руках.

– Что же он говорил? – нетерпеливо выговорил я, подходя к нему.

Коля посмотрел на меня и шёпотом ответил:

– Он называл маму крепостницей. Он говорил, что прислугу нельзя мучить за то только, что она служит и бессильна защитить себя. Прислуга необходима в доме; может быть, самая полезная в семье, и её нужно ценить, уважать. Он говорил, что все люди – братья, и один не должен угнетать другого…

Я понимал и не понимал. Что-то озарило меня, – мелькнуло и потухло. Горничная – человек? Я никогда не думал об этом, и в новизне лежала большая сила убедительности. Горничная – человек? Правда, у неё руки, голова, лицо. Она говорит, делает. Но человек? Разве у неё есть свой дом? Разве она занимается важными делами, как отец? Училась ли она? Горничная – человек! Простая мужичка, обязанная за деньги слушаться, работать, не иметь своей воли, спать в одежде, есть позже всех и самое худшее, – которое нам никогда бы не предложили, – и она человек! Но всё-таки она плачет, когда мать её ругает, она чувствует, и счастлива, когда мать похвалит её, приласкает. Она говорит о своей деревне, о замужестве, о своей земле. Господи, но ведь это и делает человек! И до сих пор я не подумал об этом!