Дом и остров, или Инструмент языка (сборник) - Евгений Водолазкин

Дом и остров, или Инструмент языка (сборник)

Страниц

165

Год

2014

Евгений Водолазкин, родившийся в 1964 году, является не только филологом, но и выдающимся прозаиком. Он известен своими исследованиями древнерусской литературы и также заслужил признание писателя благодаря своим романам "Лавр" и "Соловьев и Ларионов". Книга "Лавр" была награждена премиями "Большая книга" и "Ясная Поляна", а также была включена в шорт-лист премий "Национальный бестселлер" и "Русский Букер". Роман "Соловьев и Ларионов" также был отмечен на премии "Большая книга" и Премии Андрея Белого.

Часто филологи реагируют на своих коллег-писателей схожим образом, как врачи на заболевшего сотрудника: только что видел его за операционным столом, а уже и он сам лежит на нем. Однако даже такая одновременная занятость как быть ихтиологом и рыбой может оказаться не только приемлемой, но и полезной, так как это иллюстрирует книга "Дом и остров, или Инструмент языка". В ней присутствуют остроумные зарисовки из жизни ученых, воспоминания о близких людях автора, эссе и этюды, которые могут напомнить о пушкинских "table-talk" и записях Юрия Олеши. Они свидетельствуют о том, что граница между человеком и текстом не так прочна, как кажется на первый взгляд.

В своих работах Евгений Водолазкин умело сочетает исследовательскую работу и литературное творчество, создавая уникальные произведения, которые заслуженно признаются читателями и критиками. Его стиль письма привлекает внимание своей глубиной и мастерством, а его знание древнерусской литературы придает его произведениям особую ценность. Все это делает Евгения Водолазкина выдающимся и уникальным автором, чьи работы становятся неотъемлемой частью литературного наследия.

Читать бесплатно онлайн Дом и остров, или Инструмент языка (сборник) - Евгений Водолазкин

От автора

Публикуемые в этой книге тексты возникли в разное время и в разных условиях. Не ощущая до поры своего родства, они беспечно существовали порознь. Некоторые издавались («Новая газета», «Независимая газета», журналы «Звезда», «Огонек» и др.), некоторые – нет. Какие-то из них вообще не были записаны и вели вольный устный экзистенс. Соединив их под одной обложкой, я почувствовал, что небольшое это собрание не лишено внутренней драматургии. Думаю, что от скопления людей и слов иного результата ждать не приходилось. Люди и слова сосуществуют, вступают в непростые отношения, а порой («от всего человека вам остается часть речи») незаметно переходят друг в друга. При таком положении вещей довольно сложно установить, человек породил слово или – что вовсе не редкость – сам порожден им.

Л ю д и этой книги предстают по преимуществу в облике ученых. Ошибается тот, кто считает, что об этом облике (поблескивание очков, скрипучее «бэтенька») всё известно. Жизнь ученого полна опасностей и тревог, в ней есть свои землетрясения и цунами. Ее описанию посвящены короткие рассказы и эссе. Претендуя на достоверность, обозначу эти тексты загадочным словом «нон-фикшн». Как и положено, они основаны на письменных и устных источниках, не говоря уже о собственных наблюдениях повествователя. Некоторые из них, впрочем, успели покрыться тем налетом фольклорности, который отчасти снимает проблему соотношения реальности и вымысла.

Становясь в значительной степени феноменом словесности, герои публикуемых текстов неизбежно подводят к разговору о с л о в а х. Слова в этой книге разные: слова-аббревиатуры, слова-заимствования и слова-мифы. Слова-комментарии. Слова-рекомендации (начиная с определенного возраста хочется поучать) относительно того, как со словами обращаться. Тем, кто развивает язык самостоятельно, к рекомендациям прислушиваться не обязательно.

Мелочи академической жизни

Обслуживая графа

В дни варшавского Съезда славистов несколько его участников зашли пообедать в ресторан «Под крокодилом». С официантом общался Александр Михайлович Панченко, знавший польский язык. Десерт заказали все, кроме Дмитрия Сергеевича Лихачева. Официант переспросил, кто именно не будет заказывать десерта. Александр Михайлович ответил, что заказывать десерта не будет граф. Без особенных уточнений ответил, что называется, не указывая пальцем. Именно такой ответ Александру Михайловичу (а он редко ошибался) показался в тот день уместным. Официант принес десерты всем – кроме Дмитрия Сергеевича. В ресторане «Под крокодилом» графов определяли безошибочно.

Vivat academia

В прежние времена сотрудники Института русской литературы (Пушкинского Дома) имели обыкновение выезжать в совхоз «Федоровское». В сентябре они собирали там турнепс. Турнепс, выражаясь шершавым языком «Википедии», – кормовая репа, растение из семейства капустных. Иногда собирали картофель, насильно введенный Екатериной. Реже – петрушку. Литературоведы стояли на грядках и связывали петрушку в пучки. От синтетических веревок на их пальцах быстро появлялись ссадины. Исследователи утешались тем, что в изучаемых ими текстах труженикам полей никогда не было легко. Впрочем, легко там не было никому.

На полях совхоза «Федоровское» сотрудникам Пушкинского Дома по большому счету недоставало одного: народа. Который они знали по русской литературе, но хотели увидеть и вне ее. Непонятно, где находилось местное население – может быть, стеснялось. Возможно, его просто не было.