Все жанры Все авторы
Филькина карьера - Артём Веселый

Филькина карьера

Страниц

10

Год

2011

Фильке Великанову едва исполнилось двадцать лет. Он был высоким и худощавым, с редким голоском, что заставило его соседей в слободке прозвать его Японцем. Был в нем какой-то особый магнетизм, притягивающий взгляды и внимание окружающих. С самого детства его отец ввел его в мир труда и ремесла, проводя с ним дни на малярной работе. В приходской школе Филька вызывал нетрадиционные реакции, регулярно бегая по классу голыми пятками и попадаясь учителям на озорстве. И вскоре наступил момент, когда его эксцентричное поведение привело к его выгону из школы. Отец уже не мог понять сына и начал держаться от него на расстоянии. В один мрачный день Филька принял решение убежать из дома и податься к мастеру Рытову, чтобы поработать в его столярной мастерской. Но судьба решила сыграть свою игру, именно в день именин Рытова, когда он, опьянев, не смог справиться с обилием политуры и погиб. Филька, недовольный текущим положением дел и всегда тревоженный душой, принял решение отправиться в Сибирь вместе с эшелоном сибиряков, чтобы начать свою новую жизнь в другом месте. Перемышль, Крево, Молодечно - все эти названия городов стали знаками на его пути. Он присоединился к команде разведчиков и вступил в службу, где показал свою отвагу и смелость. Но вечная борьба на войне оставила следы на его теле, и ему пришлось кардинально изменить свою жизнь. В лазарете ему пришлось подвергнуться операции, в результате которой ему удалили ребро. После этого Филька был освобожден с военной службы и отправился в путь, получив возможность начать все с чистого листа.

Читать бесплатно онлайн Филькина карьера - Артём Веселый

Фильке Великанову под двадцать. За унылый рост и редкий голосок в слободке его прозвали Японцем.

Филька пылен, дробен, костляв как чехоня, рыло с узелок. С малых лет в работу втянут. Сезоны с отцом малярничал. Две зимы в приходской школе голыми пятками сверкал. Выгнали за озорство. С отцом дружба врозь. Убежал Филька из дому и нанялся в столярную мастерскую Рытова. Вскоре хозяин на своих же именинах опился политурой. Филька, имея беспокойство в сердце и трещину в кармане, укатил с эшелоном сибиряков под Перемышль, Крево, Молодечно. Команда разведчиков, тах-тарарах, и с копыт Филька долой. В лазарете выпилили ему ребро и отпустили с военной службы по чистой. Ду-ду-у, пригрохал домой:

– Здорово, тятя.

Отец гнил заживо за печкой, в гнезде вонючего тряпья. Слушал-слушал Филька охи отцовские, тоска проняла. Купил мышьяку для крыс, самогонки банку:

– Пей, тятя, поправляйся.

Много ли слабому человеку надо? Дня через три схоронил Филька отца, распушил сундуки, купил гармонь. В синей суконной поддевочке нараспашку, в лакировках вышел к воротам на скамейку. Развел гармонь, колокольчиками тряхнул.

Пришла послушать бойкая солдатка Дарья, да и осталась, поворотила к Фильке свои милости обильные. Притащила узел с добром, швейную машину.

Дьяк-расстрига Ларионыч встретил Фильку на улице и говорит:

– Как я заведую подотделом вероисповедания и как помню твоего батюшку…

На другой день приоделся Филька, нацепил крест Георгиевский и – в исполком. Ларионыч своей рукой прошенье вычурил, нашептал что-то Фильке на ухо, и вдвоем шасть в исполком к на́большему:

– Вот-с, товарищ Старчаков, глубокоуважаемый председатель, познакомьтесь… Сын трудового ремесленника, увечный воин, желает послужить народу, и подчерк подходящий.

Старчаков взглянул на почерк, на Георгия, на жидкую Филькину рожицу в паутине мелкого волоса.

– Инструктором можешь быть?

– Так точно, могу.

Резолюция стрельнула по прошению с угла на угол:

«Зачислить в штат разъездных инструкторов с 5/XI.1918, испытание срок две недели».

Пути-дороженьки расейские, ни конца вам нет, ни краю… Ходить не исходить, радоваться не нарадоваться. Заворожили вы сердце мое бродяжье, юное, как огонь. Приплясывая, бежит сердце в дали радошные, омывают его воды русских рек и морей, ветры сердцу песни поют. Любы мне и светлые кольца веселых озер, и развалы ленивых степей, и задумчивая прохлада темных лесов, и поля, пылающие ржаными пожарами. Любы зимы, перекрытые лютыми морозами, любы и весны, разматывающие яростные шелка. И когда-нибудь у придорожного костра, слушая цветную русскую песню, легко встречу свой последний смертный час.


Ямская пара крыла накатанный большак. В просторах стыл извечный расейский колокольчик. Филька кутался в реквизированный, выданный на поездку, тулуп, поминутно щупал под собой брезентовый портфель, туго набитый инструкциями, и бойко расспрашивал ямщика Петухова:

– И муки достать можно? А картошка почем? Молоко топленое тоже страх люблю… Чехи – они гады, всех их передушить придется, чтоб не приключилось с нами новой чепухи.

Ямщик спал и всю дорогу тянул:

– Ууууу… Ээээээ… Ууууу… Ыыыыыы…

На ухабах тыкался ямщик носом в щиток, встряхивался и разбирал вожжи:

– Ну, вы, треклятые…

Потом закуривал самодельную трубочку и, привстав, указывал кнутовищем:

Вам может понравиться: