Пианист. Долго и счастливо

ПРОЛОГ

20 сентября 2020 годаРоссия. Санкт-Петербург. Белая Башня(Записная книжка Вадима Лиманского)

Вот уже седьмой месяц мы остаемся в России. Я понял, что такое счастье — это семья и время, которое принадлежит мне. Оно не уходит безвозвратно, собирается в радостные воспоминания о каждом дне, прожитом с теми, кого я люблю.Милаша, Руся, мои родители, Захар, Ирина и Тимоша — все они сейчас со мной.Недопустимо долго я позволял себе откладывать жизнь на потом и не представлял, как много теряю. Теперь все иначе, мой мир не будет прежним, и это хорошо.Еще счастье — это музыка. Я много играю для души, то, что хочется. Вчера нашел в шкафу у мамы старые ноты и вспомнил, как увидел их в первый раз. Давно, еще мальчишкой.На титульном листе было написаноС.В. Рахманинов. Прелюдия Соль Диез Минор, Соч.32 №12.Так я узнал святое для меня имя. Мне было одиннадцать. Что я тогда понимал? Но Музыка звала меня за собой — это я помню.Музыкальная школа при Консерватории, Рита Константиновна Буткина — моя первая учительница музыки. Это она раз и навсегда отдала меня Сергею Васильевичу Рахманинову.Почему я люблю его музыку? Не могу ответить, не знаю.Почему я дышу? Чтобы жить. Вот так же и с музыкой Сергея Рахманинова — играю, чтобы жить. Она в руках, в мыслях, в сердце.Хотел написать много, а вышло, что все уже сказал.У любви не бывает «почему» или «за что».У любви есть только любовь…

31 декабря 2017 года Россия. Санкт Петербург, Белая БашняЛиманский проснулся и не сразу понял, где он. Но Мила рядом — значит, дома. Его дом там, где она. Вчера после репетиции они сразу вернулись в Белую Башню, отложив все дела. Вечер провели вместе. В основном в постели. И меньше всего Лиманский думал о концерте.Но вот утро наступило, и концерт это еще полбеды, много всего надо было успеть, чтобы Мила могла ехать с Вадимом в Канаду. А ехать без Милы он и помыслить не мог.Низкий матрас напоминал японскую постель на полу — по сути так оно и было.При желании квартиру за полдня можно обставить, но к чему дергаться? Они не скоро вернутся сюда, все это лишь иллюзия дома. Лиманский подумал об этом с сожалением. Это было странно, уезжать ему точно так же не хотелось, как и вставать сейчас. Но деваться-то некуда. График концертов расписан на два года вперед.Мила крепко спала, обнимая Вадима, ее белокурые волосы укрывали его грудь, носом Мила уткнулась в шею Лиманского и даже во сне крепко обхватывала его руками.— Милаша… пора вставать.— Что? Ты опять проспал? Опаздываешь? — Она приподнялась, сонные глаза наполнились тревогой.— Нет, но кое-что надо сделать до вечера. Я же не только про репетицию забыл, но и про фрак тоже, он у меня в кофре в машине провалялся.— Так мы же его принесли вместе со всеми пакетами, почему вчера не сказал?— Ну… потому, — Вадим засмеялся и поцеловал Милу, — все потому же, Милаша. Если бы я мог, то забыл бы гораздо на дольше и про фрак, и все остальное, кроме нас с тобой, но все билеты проданы.— Ой, а сегодня… Сегодня Новый год! Вадик, сегодня же Новый год!— Ну да, большой новогодний концерт.— Сегодня?! А твой учитель говорил, что после нового года.— Нет, он ошибся. Милаша, Захару уже столько лет, что он может и забыть, или перепутать. И вообще, то, что он говорит не о музыке, а по жизни — фильтровать надо. Все, встаем…Лиманский с сожалением отпустил Милу. И все думал о том, как же взять ее с собой. Никакого разумного варианта не придумывалось. Кого просить? Вадим накоротке общался с высокими чиновниками, они охотно на концерты ходили, в артистическую заглядывали — руку пожать. Случалось и на приемах играть, но чтобы кого-то просить о чем-то для себя... Такого никогда не было.Расстаться с Милой сейчас немыслимо, ехать с ней — невозможно. Какой выход?— Вадик?— Что?— Что ты делаешь?— Рубашку ищу…— Она в ванной, я стирала вчера.— Когда?— Когда ты спал. Я нервничала. Мне надо было что-то делать. И потом, у тебя тут нет другой, а после репетиции ты весь мокрый был.— В доме наверняка прачечная есть, за границей везде есть в таких домах.— А утюги?— Что утюги?— Тоже есть? Рубашку гладить надо. Мы вчера накупили столько всего, не самого необходимого, а про утюг я не подумала!— Пойду в неглаженой, кто там увидит под пиджаком, вот вечером, там надо бы концертную погладить.— До вечера я разберусь, ты делай свои дела, на меня тут внимания не обращай. Как будто меня нет.— В каком смысле? Что значит нет? Ты некоторым образом моя жена.— А ты — пианист. — Мила не шутила. Она тоже встала, перебежала в ванную и сообщила оттуда: — Высохла, она же тонкая. — Вернулась в спальню, достала из сумочки, что стояла у раскрытого чемодана, гребень. Вадим стоял и смотрел, как она расчесывает волосы. Про дела он уже не думал. Мила не стеснялась наготы — так было с первого дня, когда они оказались в постели.— Что, Вадик? — Она откинула волосы за спину. — Ну вот… А то потом не расчесать. Что ты так смотришь?— Ничего… Ты красивая.При этих его словах она смутилась, достала из чемодана длинную футболку, натянула, выпростала волосы, стала заплетать косу.Лиманский тоже начал одеваться.— Вадик, ты не переживай, я же прекрасно понимаю, что вот это все… не может быть у нас, как обычно бывает. Ну… поживу я тут, пока документы оформят, потом приеду к тебе. — Мила прикрыла чемодан, отодвинула его к стене.— Нет! Скорее я останусь! — заявил Лиманский.— Это невозможно, ты же и сам знаешь..— Ну, а если бы я заболел? Я что, не человек? Упал, очнулся — гипс.— Вот что ты говоришь?! — всплеснула руками Мила. — Перестань! И вообще, у тебя концерт, ты собирался по делам еще.— Хорошо, отыграю, потом подумаем, как быть с Канадой. Я еще не начинал этот вопрос решать.