Двойная тень

Анна Седова вела свой старенький «Жигули» по разбитой дороге, что вилась между сосен, словно шрам на теле земли. Фары выхватывали из темноты кривые ветви, похожие на пальцы, тянущиеся к небу. Глухово. Название деревни звучало как кашель, как что-то, что застревает в горле и не даёт дышать. Она бросила взгляд на пассажирское сиденье, где лежала мятая пачка «Беломора» и письмо от нотариуса. «Дом ваш, Анна Сергеевна. Поздравляем. И соболезнуем». Соболезнуем. Будто смерть бывшего мужа могла её задеть. Олег был пьяным призраком в её жизни задолго до того, как его печень сдалась. Но дом… Дом был шансом. Сбежать от города, от долгов, от глаз, которые всегда смотрели с осуждением. «Хотя бы тут никто не знает твоего имени», – подумала она, вытирая пот со лба, несмотря на осенний холод.

Дорога кончилась у покосившегося забора. Дом стоял на краю деревни, как старик, который слишком долго ждал смерти. Двухэтажный, с облупившейся краской и окнами, похожими на пустые глазницы. Анна заглушила мотор. Тишина ударила в уши – такая густая, что казалось, она звенит. Ни собак, ни ветра, ни шороха листвы. Только её собственное дыхание, вырывающееся облачками пара.

Она вытащила из багажника чемодан и старую керосиновую лампу – электричество в Глухово, судя по письму, было таким же надёжным, как обещания Олега. Дверь дома скрипнула, как будто не хотела её пускать. Внутри пахло плесенью, пылью и чем-то ещё – чем-то сладковато-гнилым, от чего волосы на затылке вставали дыбом. Анна чиркнула спичкой, и пламя осветило комнату: потрескавшиеся обои, стол, заваленный хламом, и печь. Огромная, сложенная из чёрного кирпича, она занимала полстены, словно алтарь какого-то забытого бога. Анна поставила лампу на стол, и тени заплясали по углам, будто живые.

– Ну, вот и дома, – пробормотала она, но голос её прозвучал тонко, как у ребёнка, потерявшегося в лесу.

Она прошла по комнате, касаясь пальцами холодных стен. Половицы скрипели, будто жаловались. В углу, за печью, что-то привлекло её взгляд. Дверь. Маленькая, кривая, будто её врезали в стену наспех, без любви. Замок покрывала ржавчина, но ключ торчал в скважине, словно кто-то оставил его специально для неё. Анна нахмурилась. В документах, что прислал нотариус, про подвал ничего не было. Ни слова. Она подошла ближе, и сердце её заколотилось – не от страха, а от какого-то странного предчувствия, как будто она уже стояла перед этой дверью раньше.

– Что за чёрт, – прошептала она, протягивая руку к ключу. Пальцы дрожали. Металл был ледяным, но ключ повернулся легко, с мягким щелчком, как будто ждал её всю жизнь.

Дверь открылась без звука. За ней была темнота – не просто отсутствие света, а что-то плотное, живое. Анна подняла лампу, и свет выхватил крутую лестницу, уходящую вниз. Ступени были деревянные, потемневшие от времени, с пятнами, которые могли быть грязью… или чем-то похуже. Она сделала шаг вперёд, и воздух стал гуще, словно она входила в воду. Запах плесени усилился, смешавшись с чем-то металлическим. Кровь? Нет, не может быть. Она тряхнула головой, отгоняя мысль. Это просто старый дом. Просто подвал.

– Ну, давай, Анна, – сказала она себе, и голос её эхом отразился от стен. – Ты не из тех, кто боится темноты.