Вместо пролога
Своя рука – владыка
– Леня, ты совсем не интересуешься перестройкой, – упрекнула жена из-под вороха газет, в то время как телевизор сулил крушение Ленинграда по всем статьям вплоть до кислородного голодания.
– Да, – флегматично согласился Звягин, – я совсем не интересуюсь перестройкой. – Он перелистнул атлас кошек, изданный в ГДР, которая ныне уже не существовала. – Ты знаешь, чем отличается сиамская пуховая от сиамской короткошерстной?
– Ты аполитичен! – с негодованием констатировала жена.
– Я аполитичен, – кротко кивнул Звягин, любуясь кошачьим портретом.
– А в газетах пишут…
– Я знаю, что пишут в газетах.
– Что же?
– Все то же.
– А именно?
– Что жрать нечего. Что Союз разваливается. Что экономика впадает в столбняк. Что выгоны не разгружены, депутаты продажны, прошлое трагично, будущее мрачно, а вообще я не люблю коллективных неврозов.
– А что ты любишь? – поинтересовалась жена.
– Чтобы было интересно. И лечить людей. Первое – от характера, очевидно, второе – от профессии.
– А это тебе не интересно?! – и она, с характерными интонациями учительницы с двадцатилетним стажем, стала читать о благополучном пенсионерстве палача, пытавшего Вавилова.
– Я бы его убила! – с прямотой звенящей юности отчеканила дочка, появившаяся в дверях.
– М-да? – зевнул Звягин. – И как же бы ты его убила?
– Расстреляла!
– Из чего? Из косметички?
Всклубился легкий семейный спор о преступлении и наказании, причем насколько агрессивна и непримирима была женская часть семьи, что школьница, что школьная учительница, настолько же добродушен и покладист был муж и отец семейства.
– Можно подумать, ты не носил офицерскую форму!
– Что выдавали, то и носил.
– Как ты можешь, с твоим равнодушием к людским страданиям, быть врачом!
– Легко и беззаботно. Тут главное – хорошо выспаться, – и Звягин поднялся с любимого дивана и проследовал в спальню. – Жду жену с первым дилижансом! – крикнул он оттуда.
Утром, вскочив бесшумно (разминка, душ, кофе – было воскресенье, и домочадцы отсыпались), он перелистал газеты, пробежал давешнюю заметку и задумался коротко: в глазах проявлялась улыбка угрюмая.
На «скорой», если воскресенье выпадает на середину месяца и погода приличная – чтоб меньше автослучаев, можно и расслабиться слегка: в свободное время, давно зафиксировано, людям реже требуется срочная медицинская помощь. Судачили – надоело:
– У «Гостиного» болгарские по три ре пачка – всегда…
– И чуть не сотня случаев по городу – потравились все этим узбекским виноградом.
– Продовольственные поставки в рамках джихада!..
– Я все понимаю, но почему шапок-то нигде нет!..
– И что поразительно: бензина нет – а автослучаев больше…
Выехали на вызов, шофер музыку врубил, фельдшер подремывал в салоне – молод, явно нажрался вчера, в субботний-то вечер, несмотря на дефицит спиртного; дефицит женщин ему, судя по темпераменту, слава Богу, не грозит.
– Гриша, – обернулся Звягин, – ты знаешь, что в старые времена говорилось: врач не стал врачом, пока не заполнил своими пациентами кладбище?
– То-то на кладбище очереди, – отозвался Гриша. – И это еще врачей не хватает.
Помолчав, Звягин ответил не совсем понятно:
– Каждому – свое место, – сказал он.
– И свое время.
– Точно, – сказал шофер.
Завизжали виражом под Охтинский мост.
– Увольняясь из ГБ, они меняли фамилии, – сказал Звягин, но на самом деле не произнес вслух, а лишь подумал. Любое лишнее слово нам ни к чему.
