Вторая молодость в Сеуле

Мария Андреевна Волкова сидела на кухне своей двухкомнатной квартиры, в кромешной московской тьме за окном, уставившись в экран ноутбука. Воздух был густ от запаха вчерашней жареной картошки и сладковатого аромата туалетной воды дочери-подростка Лизы, забытой на столе.

Комната тонула в сумерках, и только экран ноутбука пылал в темноте, словно портал в иной мир. Мария, укутавшись в плед, подтянула колени к подбородку, целиком отдавшись магии дорамы «Демон». Это был не просто сериал – это было погружение в параллельную вселенную, где дыхание замирало от каждого поворота судьбы.

На экране царил он – Гон Ю в роли Токкеби, одинокого 938-летнего генерала. Его бессмертие было не даром, а проклятием, печатью одиночества, проступавшей в глазах, видевших смену веков. Он появлялся в клубах мистического тумана, его длинное черное пальто развевалось, как крылья мифической птицы, а шрам на шее хранил память о древнем предательстве. Мария замирала, когда он, стоя на пустынном берегу, смотрел на бушующий океан – вечный страж, чье сердце истлело от тоски, но так и не превратилось в пепел. В его молчании был слышен гул прошедших эпох.

Но самой душераздирающей была линия перерождения. История переносилась в далекое прошлое, в эпоху Корё, где на экране Ким Мин Джэ, молодой актер с трагическими глазами, в роскошном королевском ханбоке, признавался в любви героине. Сцена дышала возвышенной и обреченной нежностью. Гипнотизирующий шепот падающих лепестков сакуры и щемящая, как боль от потери, мелодия гаягыма сплетались в одинокий крик души. Это было прощание, растянувшееся на века. И в этой сцене, в каждом вздохе Ким Мин Дже, уже угадывалась тень его будущего «я» – сурового и молчаливого Ли Дон Ука, Повелителя Смерти из настоящего.

Превращение было гениальным. Глаза, в которых плескалась юношеская грусть, сковывались льдом вековой вины. Королевские одежды сменялись на строгий черный костюм и шляпу, скрывающую взгляд. Ким Мин Джэ становился Ли Дон Уком, забывшим свое имя и прошлое, но не сумевшим забыть боль утраты. Он бродил по холодным улицам современного Сеула, высматривая души для упокоения, сам будучи самой потерянной из всех душ. Его встреча с Токкеби в новом времени была не случайностью, а звеном в цепи, которую сплела сама судьба.

Мария вытирала сбежавшую слезу. Она чувствовала эту связь – тонкую, как паутинка, и прочную, как сталь. Между генералом, ищущим покоя, и повелителем смерти, боящимся вспомнить, простиралась бездна из лет, вины и невысказанных слов. И она, затаив дыхание, смотрела, как они идут навстречу друг другу, разрывая круг одиночества, под аккомпанемент падающих лепестков и музыки времени, звучащей в сердце.

Сорок второй год жизни давал о себе знать – глаза слезились от синевы экрана, спина ныла от долгого сидения, а кот Мурзик, уткнувшись мокрым носом в ее тапок, требовательно мяукал, нарушая тишину гулом, похожим на маленький моторчик.

– Мам, а что это за фильм? – спросила четырнадцатилетняя Лиза, заглядывая через плечо. От нее пахло фруктовой жвачкой и подростковым равнодушием.

– Это дорама, дорогая. «Демон». Корейский сериал, – голос Марии прозвучал хрипло от долгого молчания.

– И ты на это время тратишь? – фыркнула дочь, и Мария уловила в этом звуке презрительный щелчок защелкивающейся косметички. – Там все в этих дурацких халатах. Скукота.