Колёса вращаются, но никто не едет

Когда батарейка в рации начала садиться, эфир наконец стал по-настоящему интересным.

Сначала – обычное дело: рваный треск, редкие всполохи сигнала, какие-то военные частоты пробиваются сквозь шум. Но потом, среди этого хаоса, отчётливо послышалось:

– Не стой под окном…

Короткая пауза, как будто диктор ждал, пока слушатель переварит. И дальше, тем же бодрым голосом, словно рекламируя что-то важное:

– …простудишься, дурачок.

Я сперва подумал: ну, показалось. Бывает такое, когда двое суток без сна и на не особо свежем сухпае. Мозг сам начинает веселить себя, подсовывая обрывки детства. Знаете – этот старый ролик про простуженного мальчика из телевизора, у всех из головы не выветрился.

Только вот мальчик в рекламе так не шипел на последних словах. И точно не говорил это голосом моей мамы.

На следующий день эфир опять завёл свою пластинку. Но теперь речь шла о каких-то скидках на автозапчасти, вперемешку с отрывками из «Отче наш» и почему-то детской считалкой:

– На золотом крыльце сидели…

– Скидка 60% на вторую пару…

– …царь, царевич, король, королевич…

– …и избави нас от лукавого…

Голоса менялись – мужские, женские, детские, чужие и до боли родные. Некоторые фразы повторялись, словно их крутили по кругу, как старую плёнку, затёртую до хрипов.

Я рассказал об этом Пашке, который сидел со мной на точке. Пашка ухмыльнулся, сунул в рот последнюю сухую «дошираковую» лапшу прямо из пачки и выдал:

– А, это ты плесень поймал. Тут такая вроде как есть… Говорят, в старом бункере под Ржавым лесом живёт вроде как. Не простая, а полуразумная. Жрёт всё, что по радиоволнам летит. Ну и иногда срыгивает обратно, – для убедительности Пашка постучал себя пальцем по лбу. – Мозг!

Он похрустел лапшой, потёр щетину, задумался на секунду и добавил:

– Ну или не совсем мозг, если по-честному. Вроде как попугай – слова учит, а смысла не понимает. Просто повторяет всё, что слышала. Иногда вперемешку. Иногда не впопад. Когда надо по логике говорить одно, несет черт-те что.

Он зевнул, бросил на меня ленивый взгляд и хмыкнул:

– Получается, что радио – её мозг. Только больной. На всю голову. Если у неё такая вообще есть. Ха!

Через пару дней я решил проверить эту «плесень». Чисто из вредности, чтобы потом в лицо Пашке ржать, когда выяснится, что это обычные помехи от военных вышек или старых, богом забытых спутников. Да и делать всё равно было нечего – тихо, спокойно, мутанты в отпуске, Зона как вымерла. И, в конце концов, если плесень – попугай, то вполне можно заложить её как забавную домашнюю зверушку какому-нибудь чудаку.

Местные называли это место «Ржавым лесом» – несколько гектаров мёртвых деревьев, покрытых оранжевым налётом, словно их обмазали железной крошкой. Всё вокруг звенело от тишины, будто даже ветер туда заходить побаивался. Где-то между осевшими ёлками и полусгнившими остовами машин был тот самый бункер.

Он торчал из земли, как выбитый гнилой зуб. Вход полузавалило землёй и мусором, створки ржавые, будто их кто-то жрал, да так и бросил. Бетонные плиты потрескались и поросли мерзкой зелёно-бурой коростой – то ли мох, то ли гриб, то ли сразу оба в обнимку. Снаружи так-то ничего особенного. Полузаваленный вход, облезшая табличка с выцветшими буквами, которые я не смог разобрать. Стандартное такое зоновское запустение.