Гаврош

Он расшвыривал спутавшуюся лозу, спотыкался, падал, обдирая в кровь руки, поднимался снова и лупил, лупил по песку в каком-то истеричном остервенении, сотрясая воздух страшным сквернословием. Выходные туфли, конечно же, подпортил изрядно… Но обо всём этом он пожалеет завтра. А пока, пока ничего не жаль, ничего!

Споткнувшись в очередной раз, он не удержался и рухнул, больно ударившись спиной. Мгновенно перехватило грудь, в глазах потемнело, и он лежал, боясь шелохнуться, и хватал как рыба воздух. Но едва ясность ума стала неторопливо возвращаться, первое, что увидел: высокое звездное небо. Оно раскинуло над ним своё роскошное покрывало, а он, крошечный взбунтовавшийся человек, потрясённый мощью и силой мерцающего полотна, медленно восстанавливал дыхание и понимал, что успокаивается.

Еще накануне, готовя грандиозное мероприятие в одном из залов «Интуриста», посвященное своему рождению, он подумать не мог, что его так испугает эта цифра. Пятьдесят. Не знал, что, проснувшись праздничным утром, он утрёт со лба липкую испарину и твёрдо решит никуда не идти. Вернее, на минуту забежит в нарядно украшенный зал, любезно поблагодарит всех собравшихся и, сославшись на срочную операцию, предложит праздновать его юбилей без него. Прихватит со стола бутылку «Столичной» и, старательно пряча глаза, под недоуменное, явно неодобрительное молчание выскочит из зала. Сорвет с места машину и, нарушая скоростной режим и правила обгона, примчится сюда, за город, где чистый воздух, где он один, где нет удушающего липкого лицемерия. Где он, наконец, может быть самим собой.

«Это не истерика, нет не истерика», – успокаивал он себя, – «И не страх перед осознанием того, что тебе полтинник. Это просто – поступок». Он наконец-таки сделал не то, что принято и обязан, а то, что пожелал сам.

Валера сел, обхватил руками колени и долго смотрел перед собой невидящим взглядом, вдоволь напитавшимся холодным светом. С той поры, рассматривая себя в зеркало, он то и дело отмечал, что глаза переняли этот мерцающий блеск. Что-то закралось в душу, оставаясь пока невнятным и плохо читаемым.

Но уже ставшей привычной рациональность хозяйственника быстро выпроводила из мыслей романтические грёзы. Надо бы дней через десять поле перекопать… Листья вроде убирал, а вон их, сколько вокруг лозы набилось. Он сгрёб их к себе поближе и, собирая в кучу, вдруг ощутил под ладонью маленький колючий комочек. Ёж? Ну конечно ёж! Откуда ты здесь, малыш? Валера бережно поднёс бедолагу к лицу и долго любовался, как тот сопит и, не просыпаясь, настороженно водит розовой кнопкой носа. Поначалу он решил уложить ежа обратно в листья, но, почувствовав, как продрог сам, быстро поднялся на ноги и побежал к дому, крепко прижимая к себе нежданный, свалившийся буквально с неба, подарок.

Уже войдя в дом, заметил, как сиротливо смотрится на столе пустая бутылка водки. Неужели допил? Всю? Когда? Так и не вспомнив про это «когда», он отставил пустую тару под стол и повалился на диван.

Утро наступило быстро.

Валера проснулся. Несмотря на выпитое, голова ни капли не болела. Да и без сухости во рту, видимо, обойдёмся. Вот что значит хорошая водка и чистый воздух. Правда, не ел ни черта. Он взял связку ключей и вышел во двор открывать кухню. Долго стоял возле распахнутого холодильника, но ничего интересного не обнаружил. Затем открыл ванную комнату и надолго пристроился к унитазу. Моча показалась чистой, прозрачной, что ему очень понравилось. И чего люди боятся пятидесяти лет? Вроде, всё точно так же… Чудики, одним словом.