Собственная господская контора - Иван Тургенев

Собственная господская контора

Страниц

15

Год

Несомненно, деятельность Ивана Сергеевича Тургенева оставила неизгладимый след в истории литературы. Один из малоизвестных фактов его творчества - роман "Два поколения", написанный в период с 1852 по 1853 годы. Многие исследователи и фанаты писателя уже много лет надеялись увидеть это произведение в свете, но к сожалению, только отрывок из него, под названием "Собственная господская контора", дошел до нас.

Необычайное обстоятельство свидетельствует о том, что "Собственная господская контора" оказалась в журнале "Московский вестник", издававшемся в то время. Это откровение было обнаружено в письме Тургенева к П. П. Васильеву, где писатель подтверждал, что отрывок был помещен на страницах этого издания. И хотя роман в целом так и не был опубликован, настоятельные просьбы редактора журнала, а также его ближайших сотрудников, заставили Тургенева согласиться на предоставление этого отрывка.

История романа "Два поколения" была полна трудностей. После того, как писатель ознакомился с негативными отзывами своих друзей и знакомых, он решил не печатать даже отрывков из этой работы. Однако под давлением коллег и редакции "Московского вестника", Тургенев все-таки предоставил миру этот ценный отрывок. Нельзя не отметить вклад редактора H. H. Воронцова-Вельяминова, а также близких сотрудников Н. А. Основского и И. В. Павлова, в этом столь важном историческом событии.

Сегодня отрывок "Собственная господская контора" является уникальным произведением, позволяющим заглянуть в мир забытого романа "Два поколения". В нем присутствуют все те элементы и темы, за которые был ценен Тургенев: изображение реальной жизни, анализ межличностных отношений и сложных психологических портретов. Отрывок предлагает читателю возможность окунуться в атмосферу времени, в котором жил и писал великий писатель.

Читать бесплатно онлайн Собственная господская контора - Иван Тургенев

…Комната, в которую вошла Глафира Ивановна и в которой она ежедневно проводила часа два и более, называлась «Собственной господской конторой»{1} – в отличие от «Главной вотчинной конторы», помещавшейся в отдельном флигеле, подле конного двора. В «Собственной господской конторе» постоянно заседал секретарь барыни, Левон Иванов, или, как его называла Глафира Ивановна, Léon{2} (его в молодости выучили французскому языку, и он довольно свободно на нем изъяснялся); однако Глафира Ивановна в конторе с ним никогда иначе не говорила, как по-русски. Кроме Левона, каждое утро являлись в «Собственную контору» главный приказчик и бурмистр с докладами; часто призывался туда дворецкий, изредка сам управляющий Василий Васильевич{3} – и только. Все же дела по именью, все платежи, продажи и покупки производились в «Вотчинной конторе», которая оттого всегда была набита народом; с утра до вечера толклись в ней, стояли и сидели разные писцы, земские, приходящие и отходящие мужики, свои и соседние, старосты, десятские и т. п.

«Вотчинная контора» не могла похвастаться ни чистотою, ни благовонием. Случалось иногда, что свечи в ней горели голубым огнем, как бы в погребе или в бане. «Собственная контора», напротив, отличалась опрятностью: это была большая, светлая комната, с тремя окнами; у одного из них помещался секретарский стол, покрытый зеленым сукном. Вдоль стен тянулись шкафы из ясеневого дерева; по самой середине, на особо устроенном возвышении, стояло ореховое бюро; за этим бюро, на широком и мягком кресле, садилась сама барыня; другое кресло, тоже довольно покойное, стояло несколько поодаль и пониже – для Василия Васильевича. Прямо против господского бюро висел на стене портрет напудренного старика в лиловом французском кафтане с стразовыми пуговицами, известного в свое время хозяина, дяди Глафиры Ивановны, от которого она получила свое имение{4} и которого она поставила себе в образец.

В «Собственной конторе» к приходу барыни собралось три человека. Один из них, секретарь Левон, или Léon, молодой, белокурый человек, с томными глазами и чахоточным цветом лица, стоял перед своим столом и перелистывал тетрадь; другой, главный приказчик, Кинтилиан,{5} человек лет пятидесяти с лишком – с седыми волосами и черными навислыми бровями, с лицом угрюмым и хитрым – неподвижно глядел на пол, скрестив руки на груди. Третий, наконец, бурмистр Павел, красивый мужчина, с черной как смоль бородой, свежими щеками, большим белым лбом и веселыми блестящими глазами, развязно прислонился к двери. Хотя одежда на нем была не то крестьянская, не то купеческая, хотя он носил бороду – он мужиком не был. Глафира Ивановна произвела его в бурмистры из дворовых; под его управлением состояло – пока – одно только село Введенское – то самое село, в котором жила барыня, – но влияние его росло не по дням, а по часам; милости сыпались на него непрестанно; он быстро шел в гору, к великой досаде Кинтилиана, который сам, не более двух лет тому назад, разными происками низвергнул своего предшественника, Никифора, и стал на его место.

Три эти человека – до самого появления Глафиры Ивановны – не разговаривали друг с другом; только Павел спросил у Левона, записал ли он садовые работы; Левон кивнул ему головой. Когда же наконец барыня вошла, они все трое выпрямились и низко ей поклонились; Кинтилиан и Павел заложили руки за спину – Левон слегка оперся о стол. Глафира Ивановна, молча и не спеша, взошла на возвышение, отодвинула слегка кресла, села, оправилась и, приняв озабоченный вид, немного помолчала, наконец, обратившись к Левону, сделала повелительное движение рукою и промолвила: «Начинай!»