Моей дочери два года. Маленькая девочка с косичками. Она стояла в прихожей и смотрела на меня очень внимательно, строго, не улыбаясь. Указательный и средний пальчики на правой руке переплела. И поджала пальчики на ногах, как птичка на веточке, – это у нее такая привычка. Я вдруг вспомнила. Хотя что значит – вспомнила? Я и не забывала ту ночь. И вряд ли когда-нибудь забуду.
Необязательно находиться на краю гибели, чтобы вся жизнь промелькнула перед глазами. Для этого достаточно носить ребенка.
Мы с мужем очень хотели эту девочку. Она была нам очень нужна. Я все делала для того, чтобы она родилась здоровой. Страхи беременной женщины – это что-то чудовищное. Они идут изнутри, из утробы, и с ними ничего нельзя поделать. Потому что невозможно заглянуть внутрь живота и посмотреть в глазки – больные? Невозможно потрогать лобик и ручку – горячие? Меня мучили два страха – гипоксия и резус-конфликт. Так было с сыном, которого я сохраняла всеми возможными и невозможными способами: мальчику не хватало воздуха, он задыхался, а мой организм не хотел его принимать, считал чужим. Я и мозгами, и душой отказывалась понимать, как такое вообще может быть. И почему это случилось именно со мной? Сына я выносила, вылежала, выпросила у всех богов, в которых готова была в тот момент поверить.
С девочкой – а я уже знала, что это девочка, – все складывалось хорошо: ни гипоксии, ни резус-конфликта благодаря появившейся за минувшие годы вакцине. Ей было хорошо, она росла и развивалась. Сосала пальчик, била ногой мне в ребра, выставляла пятку, которая просвечивала сквозь живот. Или это была не пятка, а голова или попа?
Я поехала на очередное обследование – плановое УЗИ. Врач водила по животу, размазывая холодный гель, и хмурилась.
– Что там? – замерла я.
– Все хорошо, – ответила она таким тоном, каким врачи говорят «хорошо», когда очень-очень плохо. Она ушла и вернулась с коллегой. Коллега смотрел в монитор и хмурился. Я запомнила, что у него на пальце был перстень. Большой золотой перстень, который мне совсем не понравился. Даже раздражал.
– Да? – спросила его врач, которая вела мою беременность.
– Угу. – Доктор без тени сомнения ткнул пальцем в экран.
– Что там? – повторила я.
Доктор с перстнем вышел – мол, объясняйся со своей беременной сама. Я в тот момент почему-то сосредоточилась на деталях, совершенно неважных и ненужных. Моя врач младше меня на несколько лет, у нее рыжие волосы, она красивая молодая женщина и так посмотрела на своего коллегу, что у них наверняка мог бы случиться роман. Или уже случился. Почему-то тогда я думала не о себе, не о том, что они увидели на мониторе, а о том, как она снимает халат, надевает джинсы и идет в кафе с этим доктором – смеется его шуткам, улыбается собственным мыслям и строит планы на будущее. И почему-то тогда мне совсем не хотелось, чтобы она шла с ним в кафе и строила планы – он слишком категоричный, жесткий, властный. И еще этот дурацкий перстень. Этот мужчина ей совершенно не подходит. Она добрая, нежная, не растерявшая эмпатию. А еще умная.
– Завтра утром приезжайте еще раз. К восьми утра. Здесь будет врач, которая на этом специализируется. У нее глаза хорошие. Она видит то, чего никто не видит, – услышала я голос своего врача.
