Железная Песнь Проклятых

Ветер с Пепельного Моря не приносил прохлады. Он был густым, солёным и влажным, словно дыхание больного зверя. Он облеплял кожу, пропитывал одежду и заставлял дерево кораблей стонать на старых болтах.

Старый Бьярн, которого давно уже никто не звал по имени, только «Ворон», стоял на носу своего драккара «Морской Волк» и вглядывался в пелену серого тумана. Северные воды всегда были негостеприимны, но эта тишина была новой. Не природной, живой тишиной, а мёртвой, выдавленной, как из улья, в котором не осталось пчёл.

– Чуешь? – хрипло спросил он у молодого ярла Ульфа, стоявшего рядом.

Тот лишь пожал плечами, сжимая в руке весло. – Соль. Туман. Что тут чуять?

– Именно. Ничего, – проскрипел Бьярн. – Ни крика чаек, ни плеска рыбы. Море вымерло, мальчик. Оно затаило дыхае.

Они искали «Неутомимого», торговое судно Дома Кровавых Парусов, пропавшее две луны назад. Находили обломки. Слишком много обломков. И все они были покрыты странной, колючей на ощупь ржавчиной, будто море плевалось на них металлической слюной.

– Лорд Кассиан заплатит хорошую цену за вести, – пробормотал Ульф, больше для того, чтобы разогнать зловещую тишину.

– Кассиану нужны будут все его деньги, чтобы оплачивать наши мечи, когда это «ничего» решить показать свои зубы, – мрачно ответил Бьярн.

Он повернулся, чтобы отдать приказ разворачиваться, как его взгляд упал на воду. Туман на мгновение рассеялся, и он увидел это.

Не обломки. Корабль. «Неутомимый».

Он плыл по ветру, его паруса были приспущены, но неестественно натянуты, словно их накрахмалили. Весь корпус, от киля до верхушки мачты, был укутан той же ржавчиной, которая переливалась на скудном свету свинцовым блеском.

– К оружию! – крикнул Бьярн, и его хриплый голос прорвал давящую тишину.

Серые Псы схватились за топоры и луки. Драккар медленно приблизился к призрачному судну. Ни души на палубе.

– На абордаж! Осторожно!

Когда Бьярн ступил на палубу «Неутомимого», дерево хрустнуло под его сапогами, как кости. Воздух был густым и сладковатым, с примесью запаха гниющих водорослей и окисленного металла. Всюду лежали тела. Они не разложились, а будто высохли, превратились в мумии, обтянутые кожей цвета пепла. Их рты были раскрыты в беззвучном крике, а глаза… глаза были заполнены той же солёной ржавчиной.

– Что за чертовщина… – прошептал Ульф, крепче сжимая рукоять топора.

Бьярн наклонился над одним из тел. На шее мертвеца висел амулет – символ Дома Кровавых Парусов. Старый ворон снял его и сунул за пазуху. Доказательство.

– Ничего не трогать! Отходим! – скомандовал он.

Но было уже поздно. Один из молодых псов, движимые любопытством или жадностью, попытался сорвать кольцо с пальца капитана. В тот же миг высохшая кисть с хрустом сомкнулась на его запястье.

По палубе прокатился сухой, потрескивающий звук. Тела начали шевелиться. Их движения были резкими, угловатыми, будто кукловод дёргал за невидимые нити. Они поднимались, и их ржавые глазницы были обращены на живых.

Это не было сражение. Это был забой. Топоры Серых Псов вязли в высохшей плоти, не причиняя видимого вреда. А существа, бывшие когда-то людьми, двигались с немыслимой скоростью, их пальцы, твердые как сталь, впивались в горло, разрывали кольчуги.

Бьярн, отрубив руку одному из тварей, увидел, как Ульф упал, сдавленный тремя мумиями. Последнее, что увидел юноша, – это ржавая пасть, сомкнувшаяся на его лице.