Первый воин

Надо мной в сумасшедшем хороводе кружат снежинки, крупные, точно искусственный снег на киностудии. Их танец завораживает, гипнотизирует и успокаивает. Я не могу уловить ни единого звука: в моих ушах тоже снежинки. Они тяжёлые, мешают слышать, но их плавный танец уносит все печали куда-то очень далеко. Пробую коснуться одной, но на пальцах остаются лишь грязно-серые следы золы. Снежинки рассыпаются прахом, стоит им добраться до меня. Тогда в ушах появляется звон или это свист вьюги? Сначала звук совсем тихий, затем становится всё громче и громче, так что уже невозможно терпеть. Песнь вьюги заставляет меня подняться; оказывается, я лежу на полу. Это трудно. Переворачиваюсь набок, в груди всё горит, руки дрожат и совсем не слушаются, но я всё же нахожу в себе силы, чтобы опереться на них и приподняться. Тяжесть снежинок неумолимо давит на плечи. Затем кое-как сажусь на колени, к танцу снежинок присоединяется карусель из окружающих меня стен. Стены покрыты копотью, а мои глаза сильно слезятся от дыма, снежинок больше нет, только крупные хлопья пепла.

Пепел застелил всё вокруг: мои руки, волосы, плечи. Я держусь ладонями за пол, чтобы не утонуть, чтобы не упасть с карусели. Меня тошнит. Теперь я понимаю, что не могу дышать из-за дыма.

Где-то неподалёку разгорается слабый огонёк. Нет, не пожар, это свет от солнца. Не знаю почему, но чувствую, что мне нужно подойти к нему. Чувствую будто всей поверхностью кожи, как он зовёт меня. Хотя в ушах по-прежнему свист. Я ползу вперёд, кашляю, падаю, вдыхаю ненавистный пепел и снова ползу. Я должна добраться до Солнца. Я уже совсем близко. Моих испачканных в золе пальцев касается первый лучик. Поднимаю глаза, не могу сдержать улыбки, когда замечаю Его. Это ангел. Наверное, ангел: кто же ещё способен зажечь такой свет? Я рисовала их сотни раз – небесных воинов в сияющих доспехах. Значит, это конец? Ангел пришёл за мной. Мне вовсе не страшно. Свет от крыльев Ангела дарит тепло, в груди больше не болит, лёгкие точно наполнились свежим воздухом, а невыносимый свист в ушах стал едва уловимым. Ангел не смотрит на меня, он кого-то баюкает в руках, что-то говорит, но мои уши в этой сумятице не способны различить ни звука.

Свет окутывает меня с ног до головы. Картинка окружающей реальности теряет фокус. Мне хорошо, жаль только, что не дотянусь до рюкзака с карандашами, я бы нарисовала портрет Ангела. Теперь я знаю, что у него волосы цвета серебристого снега и яркие, точно летнее море, глаза.

– Ася, моя девочка! Боже, это она! Неужели это правда она?

– Ольга Александровна, тише! Александра всего лишь спит.

Точно огромные резиновые пули, до меня долетали обрывки разговора.

– У неё сотрясение средней тяжести, несколько ушибов, вывих плеча, – незнакомый громкий мужской голос успокаивал маму, – но ситуация абсолютно не критическая, недельку вашу девочку покапаем, понаблюдаем и будет как огурчик!

– Фёдор Степанович, спасибо! Спасибо вам огромное! – голос мамы сорвался в плач.

– За что же вы меня благодарите? – мягко произнёс незнакомец. – Я тут абсолютно ни при чём. Это вон к товарищу, что сверху, с благодарностями обращайтесь. Повезло вашей барышне. Несказанно повезло.

На последних словах в голосе мужчины послышалась лёгкая дрожь. Казалось, он сдерживал то ли гнев, то ли боль, то ли бессилие.