Внутри психотерапии. История, рассказанная клиентом

За окном авто мелькают деревья с голыми ветками, на улице пасмурно и промозгло, конец октября в Сибири не радует… Негромко играет музыка, водитель молчалив и расслаблен. Я сижу на заднем сидении и думаю о том, что впереди юбилей предприятия, где работаю, и что приедут статусные гости.

Тебе, наверное, интересно, кто я?

Меня зовут Екатерина, сорок четыре года.

Я одинока: нет любимого человека и не сложилось с детьми. В профессиональной жизни я успешный топ-менеджер крупного промышленного холдинга (заводы, дорожное строительство, логистика). Но так было не всегда, и я хочу рассказать свою историю, чтобы подвести внутренние итоги предыдущих шести лет. Она получилась странной, насыщенной и яркой и полностью изменила мою жизнь.

Когда я думаю о психоанализе, то представляю его беспроигрышной лотереей, в которой всегда что-то можно выиграть, но никогда не получаешь того, чего действительно хотел бы.

Мои встречи с психологом начались в августе 2018 года, а оборвались в октябре 2024-го.

Так сложилось, что я проходила терапию с двумя разными психоаналитиками, настолько разными, что сначала это сильно раздражало и подталкивало к постоянному сравнению.

Работа с первым имела гибридный формат из-за моих постоянных командировок: личные встречи в кабинете с кушеткой сочетались с работой онлайн с выключенной камерой со стороны аналитика. Со вторым же мы всегда встречались онлайн, лицом к лицу, с включенными камерами с обеих сторон.

Первый специалист придерживался идей ортодоксального анализа, был молчалив, четко держал сеттинг1 и соблюдал принятые договоренности, и при этом именно с ним у меня сложилось ощущение полной безопасности и защищенности.

Второй был ярким, экспрессивным и активно вступал в диалог. Ему нравились идеи современного анализа, увлекали книги Р. Столороу2 и А. Ферро3, а в работе он опирался на школу объектных отношений. Однако, несмотря на более прогрессивный и эмоциональный подход, у меня часто возникало ощущение насилия и вторжения в мой внутренний мир, когда он делился со мной психоаналитическими наблюдениями обо мне же. Я чувствовала себя бездомной собакой, на которую навешивали ярлыки-репейники.

Сейчас пишу эти строки и думаю: что было важно? Почему эксперимент с обращением к психологу затянулся на шесть лет? Можно ли говорить о решении изначального запроса? И не могу однозначно ответить.

Начать, наверное, надо с того, что конкретного запроса при обращении у меня не было. Было фоновое чувство разрушения жизни, какой-то необратимости и наступающей лавины, от которой никуда не деться. Я эмоционально не выдерживала того, что происходило.

Внешне у меня все было благополучно и предсказуемо: тридцать восемь лет, руководящая должность в серьезной компании, ипотека, неплохие отношения с родителями. За кадром же оставались одиночество, дикие эмоциональные перегрузки и травля на работе, необходимость оставить налаженную жизнь в Тюмени и переехать в Томск.

По привычке я искала легкие пути сбросить нервное напряжение: фитнес-зал, сериалы, книги… Но ничто не приносило облегчения.

Последней каплей стал случай, когда я, заболев, разрыдалась на приеме у терапевта в ответ на проявленное ко мне человеческое тепло и участие и долго не могла успокоиться.